Лиловый рай. Книга третья - Эля Джикирба

Решение, как это бывает, пришло внезапно. Одним махом осушив бокал, Стив отложил на толстый край массивной пепельницы недокуренную сигару и стремительно вышел в холл. Когда пересекал его, заметил спускавшуюся по лестнице Мелиссу и, жестом подозвав её, заговорщически прошептал на ухо:

– Я отлучусь на часок-другой. Скажешь, что у меня разболелась голова и я поднялся к себе, хорошо?

– Хорошо, па. Но с одним условием, – с его же интонациями в голосе прошептала Мелисса.

– С каким, милая?

– Ты скажешь мне правду. Ты едешь к ней?

– Нет никакой «её», – зашептал Стив. – Я клянусь тебе, у меня никого нет. Я еду к Джо, чтобы просто посидеть с ним. Он одинок, а я ему друг как-никак.

– Ладно. Не хочешь признаваться – не признавайся, – разочарованно фыркнула Мелисса и, не дожидаясь ответной реплики отца, ушла в игровую, откуда слышались приглушённые восклицания Мика Штайнера и сопровождавшие их взрывы смеха.

– Уж лучше бы у меня была подруга, – ворчал Стив, почти бегом пересекая мраморную громаду холла. – Было бы меньше хлопот, чёрт возьми!

Праздник

I

Стиву было бы проще и легче играть на собственных чувствах, если бы он уловил хотя бы толику недовольства или раздражения в момент своего появления на пороге дома Джанни. Но, как он ни вглядывался, на их лицах не было и следа ожидаемого им разочарования, зато светилась самая искренняя, неподдельная радость.

– Выключите эту чёртову музыку! – потребовал он, делая вид, что что-то попало в глаз, чтобы скрыть от них своё волнение. – Не слышно же ни фига!

– Сам Стивви к нам пожаловал, – торжественно объявил Майкл. – Я не верю своим глазам. А ты, Джо?

Джанни улыбнулся и молча развёл руками в ответ.

– Неужели вы ещё любите меня, сукины дети? – с наигранной грубостью спросил Стив.

Вскоре они расположились у зажжённого камина, Вишня подкатил столик с напитками, а Майкл сбегал наверх и принёс гитару. И Стив впервые услышал, как он поёт.

Майкл спел им много разных песен. Пел и те, которым научила его Тересита, и песни времён бурной молодости Джанни и Стива.

Стив рыдал не стесняясь и шутливо требовал, чтобы Майкл принял участие в каком-нибудь телевизионном проекте. Потом они играли в «Монополию» и травили анекдоты. Говорили о женщинах. Об их красоте и грации, о выразительности взгляда. «Она так может посмотреть, что заводит с полоборота, скажи, Джан?» Делали поправку на собственную извечную погоню за идеалом, отмечали силу и горечь разочарования после расставания, вновь говорили о женской красоте и магии и пришли к единодушному выводу, что Господь создал своё лучшее творение по остаточному принципу.

Долго смеялись по этому поводу.

– Стив, а ты любишь свою жену? – спросил Майкл.

– Не знаю. Уже не знаю. Всегда любил, а сейчас не знаю. Нам трудно вместе, это факт.

– В чём причина ваших трудностей?

– Я думаю, она не смогла простить мне, что я выскочка. Я же вылез, как чёртик из табакерки, да и зацепил её сразу, она и охнуть не успела. Ещё она мечтает, чтобы я был подкаблучником, исполнял её требования по первому зову и занялся политикой, как её рогатый папаша. Прямо зациклилась на этой идее. Говорит, что надо соблюдать незыблемые семейные традиции. А я не хочу – и всё!

– Почему?

– Хотя бы из-за тебя, к примеру… Но о политике это я так, к слову сказал. Дело, конечно, не в ней. На самом деле мы с Маршей очень разные, но оба не желаем мириться с этим непреложным фактом.

– Два упрямца, – добавил изрядно выпивший Джанни.

– Ты считаешь, что я неправ? – моментально отреагировал Стив.

– Да. Не можешь жить – разводись. Всё-всё, я замолчал!

II

Они сидели возле потрескивавшего дровами камина почти всю ночь. У длинной барной стойки звенел стаканами Вишня, поблёскивала разноцветьем пышных веток по-холостяцки скупо украшенная ёлка, тихо перебирал струны гитары Майкл. Замолк было на мгновение, но Стив попросил его продолжать, если он, конечно, не устал.

– Я устал, но, так и быть, ради тебя сыграю, – улыбнулся Майкл.

– Играй, малыш. Играй. Так приятно тебя слушать. Правда, Джан?

Джанни кивнул. Он был сильно пьян, но сдержан и молчалив. И абсолютно счастлив.

«Идеальная ситуация для проявления идеальной дружбы, – борясь со сном, думал он. – Жаль, что так быстротечна. Всего лишь на одну ночь».

Вновь говорили о женщинах. Вернее, говорил в основном Стив.

– Как же они хороши! Открываешь журнал – а там на весь разворот глаза. И смотрят так, что внутри всё переворачивается. Как у них получается так смотреть – загадочно? Всю жизнь задавал себе этот вопрос.

– По улицам вообще-то ходят совсем не загадочные создания, да и в журналах существует фотошоп и прочие ухищрения.

– Это масса, Майкл. Те самые миллионы обывательниц, в глубине души жаждущих приобщения к элите. А в журнале – женщина-мечта, и я рад, что существует фотошоп и прочие, как ты выразился, ухищрения. Я хочу смотреть на красавицу и верить, что встречу такую когда-нибудь. Я за это их и люблю. За обещание. Чудесные создания. Правда, Джан? Подтверди, мать твою!

– Да, они чудесны. Что ты уставился на меня, как на инопланетянина? Я же подтвердил.

– «Д-я-а-а, они чюдестны», – передразнил Джанни Стив. – Смотри на этого педика, Майкл. Он даже не в состоянии нормально восхититься очевидным.

Джанни мог бы рассказать им о всплывавшей в его воображении в моменты приближения оргазма картине. И не имело никакого значения, где и с кем настигала его высшая цель плотской любви – в постели с его подругой немецких кровей, с покорными и страстными смуглянками, доставляемыми для услады на остров, или просто в моменты мастурбации, которую он ненавидел и к которой прибегал в самых редких случаях, – картина была одна и та же.

Девочка лет шестнадцати, с детским лицом и густой порослью на лобке. Не набоковская Лолита, тоненькая и несуразная, а девоженщина. Из тех, что рано созрели и готовы к спариванию чуть ли не с пелёнок. У неё низкая упругая попа, толстые ноги и пухлый рот будущей нимфоманки. А рядом он, зрелый и мудрый наставник, открывающий малышке путь во взрослый мир. Она смотрит на него влажными глазами, её рука ласкает готовую к спариванию вагину, стекает ниточка слюны по круглому подбородку.

«От таких картин, видимо, и бежали в пустыню средневековые схимники, – анализировал он свои видения. – Селились на скалах, питались собственными экскрементами и укрощали не плоть, как могли бы сказать они сами, если бы захотели говорить на столь щекотливую тему, а свою буйную фантазию».

От тревожных мыслей, что он просто тайный педофил, избавляла собственная реакция на девочек с аналогичной его фантазиям внешностью, которых он мог встретить в любом месте – на улице, в магазине, в кафе или на прогулке в Центральном парке.

Её просто не было, этой реакции. Скользнувший взгляд, автоматическая фиксация сходства, никакого волнения, никаких страстей.

Как расскажешь про такое? Пусть даже самым близким ему людям?

Кстати, Стив сразу предложит ему воплотить фантазию в реальность.

– Не строй из себя целочку, – скажет он, блеснув шальным взглядом. – Отцеубийце ни к чему подобные кривлянья. Будь собой.

Но в том-то и дело, что Джанни не хотел быть собой.

– Почему же тогда многие из них такие страшные? – услышал он вопрос Майкла.

– Не бывает страшных баб, Майкл, – пустился в разъяснения Стив. – Чего смеёшься? Ты просто не умеешь их готовить. Вот смотри. Берёшь страшную бабу и сильно любишь её. И она на твоих глазах превращается в красавицу. Вот и весь рецепт. Так просто. Правда, Джан? Правда, это просто?

– Для некоторых – да.

– И для тебя было бы просто, если бы ты хотя бы раз проявил добрую волю, чёртов педик. Надо было всего лишь проявить добрую волю. Это я тебе говорю – твой сыночек, ха-ха.

– Ну и сыночек у тебя, Джо, – ввернул Майкл.

Потом Стив рассказал о той самой светловолосой девушке, о которой говорил когда-то Джанни, и они дружно признали в ней Маршу, только на порядок моложе.

«И на несколько порядков добрее», – добавил Джанни под молчаливое согласие Стива.

– Майкл, а тебе что нравится в женщинах? – в свою очередь, спросил Стив.

– Мне всё в них нравится.

– В смысле? Можно подробнее, чтобы я понял, хе-хе-хе?

– Можно. Но я сейчас только про хорошеньких женщин буду говорить, Стивви, ты уж не взыщи.

– Я постараюсь, – подмигивая Джанни, сказал Стив.

– Мне всё в них нравится. И как они ходят, и как стоят, и как прикусывают нижнюю губу, и как смеются, и даже как плачут. А ещё я балдею, когда они закуривают сигареты. Не курят – а именно закуривают, хотя курящих женщин я не очень-то люблю. Я же брезглив.

– А при чём здесь брезгливость?