Вечерний Чарльстон - Дынин Максим

Часть II

От Босфора до Гудзона

27 марта 1855 года. Нью-Йорк,

ротонда отеля «Астор-Хаус».

Хорас Грили, редактор «Нью-Йорк

Геральд Трибьюн»

Напротив меня сидел высокий молодой человек, одетый в модный европейский костюм. Женщинам, наверное, понравилось бы его лицо – правильное, мужественное, хоть и без тени смазливости – и атлетическая фигура; впрочем, и я бы в молодости дорого дал, чтобы хоть немного походить на него.

– Угощайтесь, мистер Грили, – улыбнулся он. – Не стесняйтесь, вы мой гость. Здесь, как оказалось, неплохо готовят.

– Это да, хотя, конечно, есть гостиницы и пофешенебельнее. Например, «Сент-Николас» или «Метрополитан», обе они чуть севернее. В них имеется паровое отопление во всех номерах.

– А мне таможенники порекомендовали именно эту, – пожал плечами мой собеседник.

– Скорее всего, они получили за это комиссию, – усмехнулся я.

За обедом сэр Теодор расспрашивал меня про жизнь в Нью-Йорке, про американские и мировые новости, а то, как он сказал, «на корабле живешь в своем мирке, разве что в очередном порту купишь газету». Меня поразило, насколько хорошо он говорил по-английски – и, хоть иностранный акцент и прослеживался, он вполне мог бы сойти за иммигранта, много лет живущего в Америке. А потом, когда принесли кофе, и, по моему совету, сэр Теодор заказал неплохой виски из графства Бурбон в Кентукки, он наконец-то улыбнулся и сказал:

– Позвольте полюбопытствовать, почему столь знаменитый – причем заслуженно знаменитый – мэтр журналистики искал встречи именно со мной.

– Ну, насчет «заслуженно знаменитого» я бы, наверное, поспорил… – Не скрою, мне было приятно, что и в Старом Свете мое имя известно читателям.

– Ну как же… про вас я читал в России. Вы родились в Нью-Гемпшире, потом жили в Вермонте, бежали из дому, чтобы стать подмастерьем в типографии…

– Не думал, что в России так хорошо знают мою биографию…

– А вы полагали, что у нас там вообще медвежий угол? – улыбнулся Фэллон.

Мне понравилось само выражение – в английском его нет, но по смыслу оно было вполне понятно. И я перешел к главному:

– Знаете, для меня о вашей стране пишет некто Фридрих Энгельс.

– Знаю, имел сомнительное удовольствие обедать с ним за одним столом пару дней, пока его в очередной раз не пересадили еще куда-то. Только пишет он, насколько мне известно, под именем своего друга Карлсона… простите, Карла Маркса.

– Именно так. Так вот, мы опубликовали серию его статей про Восточную войну и про Россию. Должен сказать, что мне они показали несколько тенденциозными, и, кроме того, ни один его прогноз так и не сбылся.

– И вам, наверно, пришлось достаточно серьезно редактировать язык этих статей, – усмехнулся Фэллон.

– Не без этого, – кивнул я. – Но мы привыкли, ведь немцы, даже после многих лет жизни в Америке, часто все еще строят предложения, как в немецком. Но я не об этом. Двадцать второго вечером к нам пришла от него телеграмма из Галифакса – длинная телеграмма. Со статьей про вас. Подумав, я ее напечатал, несколько подсократив и убрав из нее слишком уж неприличные личные выпады. Вы, возможно, уже успели с ней ознакомиться?

– Да, мне здесь в гостинице подарили один экземпляр. Должен сказать, что, как ни странно, с тех пор я стал местной знаменитостью, а если бы вы знали, сколько надушенных записок от леди, желающих со мной познакомиться, мне теперь приносят каждый день…

– Конечно, ведь Энгельс упомянул, что вы заявляли, что были любовником королевы.

– Ничего такого я не говорил, поверьте мне. Даже если бы у меня что-либо где-нибудь и было с какой-либо дамой, я бы никому и никогда об этом не рассказал. Но в данном случае то, что написал Энгельс, поверьте мне, не соответствует действительности. Хотя аудиенции у ее величества я действительно удостаивался.

– Но вы же бежали из Тауэра.

– Было такое. Почему меня туда заключили, сказать не могу, возможно, меня в чем-то заподозрили. Не забывайте, что Россия и Британия находятся в состоянии войны. Но даже там у меня было достаточно много свободы, и мне разрешалось совершать небольшие прогулки в близлежащем парке. Я сумел оторваться от своего эскорта и ушел, а затем нанял рыболовное судно и бежал в Голландию.

– А что у вас было в Дании?

– Вот об этом я предпочел бы не говорить, – голос его погрустнел. – Поверьте мне, впрочем, что и здесь то, что написал Энгельс, вранье от первого и последнего слова.

– Понятно… – вздохнул я. Энгельс написал, что якобы Фэллон жил там под вымышленным именем с женщиной, которую он выдавал за свою супругу. И что потом она, возможно, погибла.

– Мистер Грили, а не хотели бы вы, чтобы я написал пару статей для вашей газеты? Можно и бесплатно – деньги у меня есть, – неожиданно предложил мне мой собеседник.

– Вот только не бесплатно! – решительно возразил я. – Все мои репортеры получают ровно столько, сколько положено. Только о чем вы хотели бы написать?

– О Восточной войне в первую очередь, а также о России, – сэр Теодор внимательно посмотрел мне в глаза.

Я чуть подумал – не обидится ли – и спросил:

– А вот некто Алекс Герцен пишет весьма нелицеприятные вещи о России.

– Сидя в Лондоне и получая деньги от британского правительства, – усмехнулся этот странный русский.

– Но вы тоже бежали из России.

– По собственной глупости, увы. Влюбился не в ту даму, которая, как оказалось, работала на англичан. Мы и бежали к ним – а потом они ее убили. Точнее, не они, а поляки, работавшие на них. Но об этом я писать, с вашего позволения, не буду.

– Даже так… Примите мои соболезнования.

– Спасибо.

– А что вы скажете об узаконенном рабстве в России?

– Рабства в России нет. Есть крепостное право – примерно такое же, которое совсем недавно существовало в ряде европейских стран. Могу рассказать, в чем разница.

– Да, но ведь ваши крестьяне не имеют свободы.

– Крепостными являются примерно пятнадцать процентов крестьян. Почти все из них, кстати, платят нечто вроде налога своим помещикам – и многие открыли свое дело, а некоторые давно уже миллионеры. Но я согласен, что каждый человек должен обладать личной свободой. И сейчас правительство работает над реформой, которая даст им эту самую свободу, а также землю. Но нужно сделать так, чтобы и помещики получили за эту землю компенсацию. И я полагаю, что в скором времени эта реформа состоится.

– А что вы скажете о рабстве в наших южных штатах?

– Я лично против любого рабства, мистер Грили. Но и здесь нужно сделать так, чтобы при его отмене все остались более или менее довольны. Кстати, насколько мне известно, северные торговые компании наживаются на южанах, скупая выращенный на их плантациях хлопок и табак за бесценок и реализуя их втридорога, а также продавая импортные товары, да и продукцию северных мануфактур южанам, немилосердно поднимая цены на эту самую продукцию.

Я задумался, а затем медленно произнес:

– Вы знаете, я никогда не задумывался об этом. Но вы правы. Вот только вряд ли финансовые круги согласятся с вами.

– Мое согласие им и не требуется. Только хочу вас предупредить – если не будет найдено приемлемое для всех решение, то все может закончиться большой войной. А она абсолютно не нужна ни северянам, ни южанам. Кроме, конечно, тех самых финансовых кругов, для которых война – это бизнес, приносящий огромный доход.

– Сэр Теодор, – сказал я, протянув ему руку. – Мне сейчас пора, но я пришлю вам проект договора о написании вами серии статей. А еще я хотел бы продолжить наш разговор – как вы смотрите на то, чтобы навестить нас с Мэри? Например, завтра или послезавтра? Мы обычно ужинаем в шесть часов вечера и будем очень рады, если вы составите нам компанию.

– Огромное спасибо за приглашение! Буду рад познакомиться с вашей очаровательной супругой, – улыбнулся сэр Теодор, пожимая мне руку. – Давайте, может, завтра?