При вечернем и утреннем свете - Дмитрий Сухарев (Сахаров)

Люби меня

Люби меня, целуй меня в тоскеЗа то, что мир висит на волоске,За то, что мир, тобою населенный,Так сладостен и так необъясним,Что каждый раз робею перед ним,Как в первый раз теряется влюбленный.

Люблю тебя — и чушь твою и суть,Шепчу тебе одно и то же: будь!О, будь со мной, мне ничего не надо,—Не мне ль удача выпала во всем?Люби меня, и мы себя спасем,Не уводи блуждающего взгляда!

Сезон удачи кончится скорей,Чем грянет залп, пугая сизарей,И в шуме крыльев брызнет кровь на стену.За то, что жизнь висит на волоске,Прижмись ко мне, расслышь меня в тоске,Не дай беде прийти любви на смену!

Где ветры

А. Кушнеру

Москва нарезает ломтямиОстатки своих пустырей,Чтоб дать кому надо по ямеИ в ней прописать поскорей.

Кладбищенской службы машиныБегут по шоссе с ветеркомТуда, где скупые аршиныОтвел москвичу исполком.

Потом на железной каталкеОн катит в свой дальний конец,А вслед на другом катафалкеДругой поспешает мертвец.

Ни благости нету, ни боли,Одна круговерть-суета,Пустое, бездушное поле…Ну вот и деляночка та.

Последний рубеж распорядка,Замри над окопчиком, гроб.Да нет, не окопчик, а грядка —Какой-нибудь сеять укроп.

«Прощайтесь!»Простились как надо,И трудное дело с концом.Теснит уж другая команда —Заняться своим мертвецом.

Как тягостен путь этот длинныйОбратно!Как плац этот гол!Но глянь, над подсохшею глинойВоздвигнут всамделишный стол.

На столике, чистом от пыли,И хлеб, и лучок молодой,И видно, что тут не забылиДелиться с ушедшим едой.

Не знаю, языческий, что ли,Иль нынешний это обряд?Поставлен покойнику столик.Стоят эти столики в ряд.

Должно быть, ночною пороюВыходят жильцы посидеть,И всяк над своею дыроюНехитрую трогает снедь.

Бок о бок, не так, как иные,Кто мрамором тяжким укрыт,Сидят они здесь, неблатные,Кто в общем порядке зарыт.

Они рассуждают резонно,Что благость прольется и тут:Здесь будет зеленая зона,Когда деревца подрастут.

И в эти резоны вникая,Обидой себя не трави.Была теснота, и какая,А прожили век по любви.

Нас тоже со временем спишут,И близится время к концу.Кто знает,— даст бог, и пропишутНа этом же самом плацу.

На наши законные метры,К таким же, как мы, москвичам,Где ветры гуляют, где ветрыТак пахнут Москвой по ночам.

Самолетик

Целовались в землянике,Пахла хвоя, плыли бликиПо лицу и по плечам;

Целовались по ночамНа колючем сеновалеГде-то около стропил;

Просыпались рано-рано,Рядом ласточки сновали,Беглый ливень из туманаКрышу ветхую кропил;

Над Окой цветы цвели,Сладко зонтики гудели,Целовались — не глядели,Это что там за шмели;

Обнимались над водойИ лежали близко-близко,А по небу низко-низко —Самолетик молодой…

Письмо

Забудусь райским сномСредь ангельских полейНад ангельским письмомВозлюбленной моей.

В том ангельском письме,В тот давний Новый годМеня в своей тюрьмеВозлюбленная ждет.

О, как бы я хотелВорваться в дом пустой,Я вихрем бы взлетелПо лестнице крутой —

Припасть к твоим ногам,Мой ангел во плоти:Прости меня, прости!Прости меня, прости!

Попросим у небес —Нам прошлое вернут.Ах, времени в обрез,Осталось пять минут.

Нальем с тобой вина,Включим с тобой Москву,И будет все не так,Как было наяву.

5249

Я свой прачечный номер ни к кому не ревную,Мне женою «Снежинка», а любовницей «Чайка»,Приношу от крикливой свою ношу земную,И носки на веревке — моих ласточек стайка.

Мои щеки в морщинах, как обшлаг из-под пресса,Хомуты жестяные мою шею дубили,Мне химчистка принцесса и столовка принцесса,И биточки с гарниром меня не убили.

И когда, относившись, обмыт и оплакан,Я расстанусь навек с этой ношей земною,На крахмальной сорочке, под хладным атлантом,Мой пять два сорок девять ляжет в землю со мною.

«Уймем избыток боли…»

Уймем избыток болиОстатком доброй воли,Забудем все упреки,Поступим в первый класс,Где нам дадут урокиТе двое погорельцев,Что жили здесь до нас.

Любовная наука —Немыслимая мукаДля мыслящих голов.Уймем избыток мыслейОстатком добрых слов.

Ведь кое-что осталосьОт старых постояльцевИз утвари и снедиИ прочего старья —Остаток мелкой меди,Избыток бытия.

Остались ты и я.

Репино

Э. Дубровскому

Проснусь — на фрамуге синица.Но чьи там тяжелые вздохи?Спускайся! На блюдце — водица,А подле вчерашние крохи.Я знаю, у вас голодуха.Ободри подружек, присвистни!Так ветрено в мире и глухо,И ветки под снегом провисли.

Проснусь — и возврату спиралиПорадуюсь, словно свирели.Ах, как бы витки ни сгорали,А все-таки все не сгорели!И снова влетает синица,И снова над Финским заливомСветает, и снова страницаСветлеет в бессилье счастливом.

Но кто там так тягостно медлит?Чьи тяжкие вздохи с порогаДоносит, как невода петли?Постой же. Помедли немного.Очнусь — у меня на фрамугеПичуги. Притихну — и сноваВлетают мои недотроги:Там корочка сала свиного.

Но кто там стоит на пороге?

«Не то, что мнится мне…»

Не то, что мнится мне,Природа,— ну и ладно!Моя в моем окнеПригожа и нарядна.Ее рассудок здрав(Хоть он, конечно, мним),И крут порою нрав,Но я ужился с ним.

С волной совмещенаКорпускула-частица —И пусть! А мне волнаСовсем иною мнится.И то, что о волнеУ моря слышу я,Куда важнее мнеУченого вранья.

Так чем же хорошаОна, моя природа?А тем, что в ней душа,И тем, что в ней свобода.Что это все вранье,Я чую за версту,Но — мнимую — ееНемнимой предпочту.

Конец сезона

Когда кончается сезон удачи…

Собака, мы с тобой одни,И не для нас свои огниМосква ненастная зажгла,Москва пустая.Где наши солнечные дни?Где наша стая?

Когда кончается сезон —Сезон удачи, есть резонВсему на свете предпочестьТебя, собака,И это общество почестьЗа честь, за благо.

Ты просто рядом полежи,Сезон предательства и лжиОткрыт, а нам и дела нет,И лучший довод —Оставить вырубленным светИ вырвать провод.

У телефона пасть нема,Ненастье ломится в дома,Но мы снесем с тобой, снесемСвой долг собачий,Когда кончается сезон —Сезон удачи.

Голос сына