Цветы в Пустоте. Книга 1 - Леа Рэд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю, почему, но я не хочу, чтобы ты меня ненавидел.
– Традиции моего народа учат отказываться от ненависти и злости, потому что они уничтожают человека изнутри…
– К черту традиции. Ты не можешь меня не ненавидеть.
– Я… нет, сир, могу. Я не ненавижу вас и не понимаю, зачем вы добиваетесь обратного. Зачем вы делаете все это, если… Нет, я не ненавижу вас, сир, честно говоря, мне вас… жаль.
– Жаль?
– Да. Мне вас жаль… У меня, по крайней мере, есть целый один лучший друг, один просто хороший друг и еще – воспоминания о доме, и это помогает мне верить в лучшее. А у вас… у вас нет ничего и никого, что могло бы… – Тут он очнулся, задрожал снова, до смерти перепугавшись, что за такие речи Аргза снова его накажет. – То есть… нет, простите, я заговорился, я совсем не это имел в виду, я…
Он замолк, прерванный громким хохотом. Непонимающе уставился на смеющегося пирата, повернувшись к нему лицом и готовый даже повторить «извинения», если тот потребует, лишь бы не лишал его снова своего покровительства. Но Аргза смеялся и, кажется, больше не злился:
– Жаль, Лиам? Ну и странный же ты, честное слово, если в твоем положении еще можешь испытывать жалость, и к кому – ко мне! Мой личный маленький чудак, ты не устаешь меня удивлять!
«Слава богу, – подумал Сильвенио, – он так ничего и не понял. А может, и плохо, что не понял, – возможно, если бы до него дошли хоть какие-то из его слов, он бы наконец по-настоящему задумался…»
* * *
«Здравствуй, братец».
Аргза опешил. В этот раз он проснулся не один: Конрад все еще был в его сознании.
«Убирайся из моего тела».
«Это тело такое же твое, как и мое, братец. Мы еще посмотрим, кто имеет на него больше прав. А пока – хватит нам уже ссориться. Я разбудил тебя, чтобы показать, как надо правильно воспитывать слуг, а то они у тебя совсем распустились».
Аргза похолодел и внутренне напрягся.
«Что ты опять сделал с моим Лиамом?»
«Увидишь. Уверен, тебе понравится мой подарок».
Конрад беззвучно засмеялся. Аргза еще подумал, помнится, что переругиваться с собственноручно убитым братом у себя в голове – самый дичайший и очевидный признак безумия. М-да… выходит, Лиам был прав относительно его психического здоровья? Он попытался перехватить управление телом – ничего не вышло, Конрад всегда был сильнее. Он присутствовал в собственном сознании исключительно в качестве гостя, как бы это его ни выбешивало. Стоило признать: существовали все же некоторые вещи, перед которыми был бессилен даже могучий Паук.
Конрад пришел в спальню, и – Аргза оцепенел еще больше: Сильвенио уже был там, он сидел на кровати, абсолютно обнаженный и стыдливо прикрывающийся тонким покрывалом.
– М-м, ты уже тут, мой мальчик?
То, как прозвучало это «мой», Аргзе не понравилось. Очень.
– Как вы и приказывали…
– Отлично. Сегодня у нас с тобой контрольный урок, ты ведь помнишь? Ты должен делать все без моих подсказок.
– Да… я помню… мне начинать?
– Разумеется.
«Что еще за уроки такие, эй?!»
«Имей терпение, дорогой брат. Я же сказал – тебе понравится мой подарок».
Конрад прислонился спиной к дверному косяку, прикрыв за собой дверь, а Сильвенио неуверенно отбросил покрывало, бессмысленно глядя куда-то в пространство. Аргза думал, что тот сейчас просто уляжется и будет ждать, как всегда. Но – нет, на этот раз тот проявил неожиданную инициативу: вдруг выпрямился, сидя на коленях, и начал медленно водить руками по своему телу, запрокинув голову и демонстрируя окованное ошейником горло. Аргза следил за этими руками, как завороженный: за узкими ладонями, мягко оглаживающими все изгибы, за неправдоподобно хрупкими запястьями, за длинными талантливыми пальцами, пробегающими по выступающим ребрам и несильно щиплющими бледно-розовые соски, за острыми подвижными локтями, обострившимися еще больше из-за недавнего голодного режима. Аргза и раньше подозревал, что у него какая-то нездоровая фиксация на его руках, теперь же был уверен в этом совершенно точно – он просто не мог перестать на них смотреть. Тем более когда эти самые руки так откровенно ласкали остальное тело, выгнутое вдобавок в столь соблазнительной позе. Лиам мерно раскачивался, как бело-синяя тонкая змейка, то ли гипнотизируя, то ли впадая в транс сам. Конрад медленно, неторопливо подошел к нему, внезапно вцепился в волосы, заставляя замереть на месте, и Лиам все той же змейкой скользнул к нему, призывно прошелся ладошками по брюкам. Аргза почувствовал, как у него встал – от одного лишь нетипичного поведения, делавшего Сильвенио похожим на профессиональную шлюху. Каждый жест, каждое его движение были очень точно спланированными, вызубренными наизусть, рассчитанными. Даже свои длинные синие ресницы он опускал теперь как-то совсем как шлюха. Такими же заученными движениями тот самостоятельно расстегнул брюки Аргзы – Конрада – и, спустив их, совершенно крышесносно припал губами к внутренней стороне бедра.
«Впечатляет, правда? О, я знаю, что впечатляет, – признай, только я мог сотворить такой шедевр из того занудного бревна, которое у тебя было».
Эти слова Аргзу мгновенно отрезвили. Он абсолютно не хотел знать, какими методами Конрад добился такого результата. То есть выглядело это все, конечно, и впрямь потрясающе, но…
Пустые, как у машины, ничего не выражающие голубые глаза, ставшие из пронзительно-лазурных почти бесцветными, не давали Аргзе насладиться зрелищем.
Безусловно, Лиам, соблазнительно облизывающий губы – себе и ему, Лиам, сам подающийся бедрами навстречу, когда он опрокинул его на кровать и приступил от прелюдии к делу, Лиам, стонущий какие-то пошлости томным от хорошо разыгрываемой страсти голосом, – такой Лиам был просто мечтой. Но это был не его Лиам, это был какой-то неживой робот, занявший его место. Конрад, конечно же, не обращал внимания на эти стеклянные глаза, ему требовалось только услужливое, умеющее правильно себя подать тело. А Аргзе – Аргзе нужен был отклик. Зачем – он не знал и сам, и знать, честно говоря, не хотел, но он вдруг очень ясно понял: ему хотелось бы, чтобы Лиам делал все это по доброй воле, сам. Или добровольно, или лучше никак, потому что так было… неправильно. Аргзе нужен был только его Лиам, настоящий – извечно смущающийся, робкий, вовремя и невовремя вставляющий какие-то заумные комментарии, застенчивый, прямо как девчонка, путающийся в собственных желаниях и эмоциях, парадоксально гордый – хотя
