Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в. - Ольга Владимировна Богданова

толчок развитию всех тематических направлений в прозе тех лет. В 1957 году появилась повесть Ю. Бондарева «Батальоны просят огня», о которой впоследствии, перефразируя известные слова, В. Быков сказал: «Все мы вышли из бондаревских „Батальонов…“». Действительно, именно с «Батальонов…» началась «новая волна» военной прозы, получившая название «окопной прозы», или «прозы лейтенантов». Грандиозная панорама военных событий, данная в 1940–50 — е годы в романах А. Чаковского и К. Симонова, была потеснена изображением «пяди земли», узкого окопа, клочка земли вокруг одного орудия, многогеройная композиция уступила место изображению одного — двух героев, объективированная манера повествования была сменена исповедью — монологом, романные жанры заслонены небольшими повестями и рассказами (проза В. Астафьева, Г. Бакланова, В. Богомолова, Ю. Бондарева, В. Быкова, К. Воробьева, Е. Носова и др.). Изменение угла зрения героя, смена ракурса воспринимающего сознания породили новое видение событий военного времени, расширили границы военной темы, обнаружили причинно — следственную связь обстоятельств войны с социально — политическими процессами 1920–30 — х гг. Наряду с традиционными аспектами военной темы на первый план были выдвинуты проблемы предательства, измены, дезертирства, плена, власовщины, и их корни были обнаружены не в упрощенно — примитивной формуле «кулацко — мелкобуржуазного» происхождения отдельного героя, а особенностях общественно — политического устройства советского государства, которое в свою очередь выявило генетическое родство с тоталитарной системой фашизма. В литературе о войне обнаружила себя тенденция дегероизации.

Честность, правдивость, острый драматизм «лейтенантской» прозы разительно отличали ее от потока книг о войне предшествующего времени. Начало так называемой «второй волны» военной прозы было ознаменовано появлением повестей «Батальоны просят огня» и «Последние залпы» Ю. Бондарева. «Пядь земли» Г. Бакланова, «Мертвым не больно» В. Быкова, «Иван» и «Зося» В. Богомолова и др. Главная мысль, которой придерживались авторы этих произведений, состояла в том, что итог войны, в конечном счете, определяется действиями каждого батальона, сражением за каждую пядь земли. «В окопе, — по словам Ю. Бондарева, — решались судьбы мира».

Стремление постичь истоки победы, героизма и мужества и не менее важные — истоки предательства (которых пока еще писатели доискивались в личности отдельного человека) заставило нашу прозу обратиться к предвоенным годам, времени детства и юности, периоду, который формировал и воспитывал главных героев военной прозы второй половины 1960 — х — начала 1970 — х гг. Ретроспективно данная в «Пастухе и пастушке» В. Астафьева, вставными новеллами вошедшая в повествование о Сотникове и Рыбаке у В. Быкова и «Моменте истины» В. Богомолова, предвоенная пора обрела идейно — социальную значимость в «Усвятских шлемоносцах» Е. Носова, «Хатынской повести» и «Карателях» А. Адамовича, а позже в «Выборе» Ю. Бондарева и «Знаке беды» В. Быкова.

Но писатели не ограничивались обращением к прошлому. Все ощутимее становилась необходимость говорить в первую очередь о сегодняшнем дне и только потом — о прошедшем. В структуре художественного произведения все отчетливее выделялись две временные доминанты: современность и война (например, романы Ю. Бондарева). Причем взгляд писателя становился зорче и всеохватнее, ибо прошлое представало не равновеликим настоящему, но чуть удаленным от нас, чтобы лучше очертить главное, большое, значительное, чтобы о точки зрения сегодняшнего дня увидеть ярче то, что скрывалось при рассмотрении «лицом к лицу».

Но, как показало время, двуплановой композиции было недостаточно. К началу 1960 — х гг. в прозе о войне, в ткани художественного повествования соединились ранее пунктирно обозначенные временные дистанции «предвоенные годы — война» и «война — современность». В художественной прозе о войне наметилась историческая перспектива. Движение от локализованного во времени изображения человека к отражению его в постоянной связи с прошлым и настоящим обрело в литературе конца 1970 — х гг. характер тенденции. В «Знаке беды» и «Карьере» В. Быкова, в романах «Берег», «Выбор», «Игра» Ю. Бондарева в единой неразрывной цепи предстали наиболее значительные периоды истории современного общества. Художники начали делать уверенные шаги в направлении правдивости и честности, объективности и искренности изображения войны. Именно тогда прозвучали слова В. Распутина: «Что касается войны и мира, наша совесть и наша правота не могут расходиться…»

Новый этап в развитии военной прозы повлек за собой необходимость рождения нового героя. Если военная проза 50 — х — начала 60 — х опиралась в осмыслении войны на точку зрения высших офицерских чинов (романы К. Симонова, А. Чаковского), если проза второй половины 1960 — х — начала 1970 — х гг. избирала главным действующим лицом «рядового» участника боевых событий («проза лейтенантов»), то литературе второй половины 1970 — х — начала 1980 — х оказалось этого недостаточно. Современная романистика не только соединила эти крайние точки в художественном обозрении военных лет и тем самым смогла передать глобальное видение закономерностей Великой Отечественной войны, но и наделила героя способностью глубоко и проницательно видеть, вдумчиво и философски мыслить. Постижение правды «войны и мира» было сопряжено с возвращением в литературу рефлектирующего героя, который в традициях философской прозы наделен богатой духовной культурой. У одних писателей — это высокоинтеллектуальный, образованный представитель творческой интеллигенции, со всеми проблемами и вопросами, которые составляют духовный мир творческой личности (писатель, художник, режиссер у Бондарева); у других — на первый взгляд средний, ничем не выделяющийся среди прочих человек, который, однако, наделен редкой способностью думать и анализировать, человек с больной совестью и обостренным чувством вины (Агеев у В. Быкова). Но и в том, и в другом случае это обязательно человек немолодой, прошедший войну, много переживший и испытавший в жизни, что и дает ему право говорить «от автора», задавать вечные «проклятые» вопросы бытия.

Война в жизни этих героев — это та нравственная высота, которая служит им ориентиром, маяком, примером проявления высших человеческих возможностей. Пройдя через ужасы и испытания военного времени, через проверку по самым высоким нормативам человечности и нравственности, пожертвовав на войне самым дорогим в своей жизни, они вправе были ожидать от жизни наступления счастья и общечеловеческого братства. «И в сердце моем, да в моем ли только… глубокой отметиной врубилась вера: за чертой победной весны осталось всякое зло, и ждут нас встречи с людьми только добрыми, с делами только славными. Да простится мне и всем моим побратимам эта святая наивность — мы так много истребили зла, что имели право верить: на земле его больше не осталось», — признается герой «Последнего поклона» В. Астафьева.

Высока цена мирной жизни, лучшие из товарищей остались в братских могилах. И все ощутимее становилось их отсутствие в современной жизни, все сильнее щемило сердце у оставшихся в живых. «Таких, как лейтенант Княжко, я больше не встречал в жизни, мне его не хватает до сих пор…», «Когда нет таких, как лейтенант Княжко, то нет и настоящих друзей и вообще многое в мире тускнеет…», «Мне все время