День мертвых псов - Сергей Гришко

на выросшее чудовище. Альбертино превратился в первостатейного маньяка педофила, который насиловал и кушал невинных детишек попавших в лапы этого неистового зверя, вот так то.

Теперь сей осатаневший упырь волок бесчувственную жертву к ближайшей лесопосадке и ликовал, что простофиля и никому не нужный Лох, будет по всей строгости закона отвечать за чужие преступления.

– На то и лох ты, чтобы глупо сдохнуть – и пролилась невинная детская кровь.

Справедливость это не скорое воздаяние, а может виною всему, бюрократия, пробки, спящие разум и совесть?

Пахнет шерстью козлиной в хате, где четверка апокалиптичных существ, предвкушает разгул беспредела, чтоб человека упрямого, растоптать и сломить. Что же ты моль с бледным лицом потерялась? Может, есть запасной путь, который тяжел и прописан древним законом совсем для иной породы человека, где достоинство, честь не пустые звуки и не применимы в коммерческой сделке.

Пахнет смертью, тесная комнатушка преображается в арену, время плавно течет, огибая учащенное сердцебиение. Злые, голодные глаза смотрят на тебя словно ты маленькая беззащитная девочка в платьице ситцевом. Вседозволенность разрешена администрацией и гиены купаются в смехе своем, давясь обильной слюной.

– Что ж, почтеннейшая публика, готовы ли вы к представлению века? Смертельный номер дважды не повторить, пощекочем нервы?!

– Будьте так любезны и выдайте инструмент. Запоминайте, вспарываем брюхо слева на право, перерезаем брюшную аорту, не запачкайтесь кровью мистер, вуаля, тело готово и человека больше нет.

Пришёл конвой, сонный доктор констатировал смерть, после всё улеглось и забылось.

Смерть, не поймёшь, кто-то взял и покрыл тебя изморозью. Вот кровь твоя, вот стеклянные бусинки в глазах, тебе всё равно, потому что тело уже мятый, ношеный костюм. Они неизвестные без лиц, проводят в последний путь тебя, после вспомнят о сером геморрое бытия, бросят окурок, заберут твой алюминиевый крестик веры и всё, свободен, на выписку. Выше обязательно что-то скажут, и ты согласишься, потому что это справедливо.

День исчезает в тихой тени крадущейся что вор, хлопают закрываемые двери, а ты безымянный герой без лица следующим днем живешь. Прекрасное свежее утро, в парке снова обнаружили детский труп. Кто виноват? Кто ответит? Кто все дерьмо приберет? Лох отчалил, Лох ответил, с Лоха ничего не возьмешь. На небе ясная погода, наркоман Степан вспомнив, достал колоду карт и предложил сыграть в дурня, а Лох попал в рай, нормальный такой рай.

Господа в погонах вереницею идут на ковёр к рассвирепевшему начальству в больших погонах, честь мундира, резонансное дело, горящий план, надоедливая пресса и народ который недовольно молчит. Летят звезды и тонут в стакане с водкой, завтра снова начинать старую жизнь. Время подобно водосточному каналу текло грязью, а после один бомжеватый Мерлин сказав пару магичных словечек, повернул время вспять.

– Я бы песню пропел, но нет в горле рифм. Моя песня уснула в могиле.

– Мою песню волчий вой подхватил, я забылся, протяжно завыл, спохватился, пропил крылья!

– В кабаке в грязном углу грею остатки пива в жестянке, где мои крылья? Сколько рюмок еще принесут? В какую ночь уйду, в каком тумане затеряюсь?

– Я молюсь на понты, краду децела, гажу, что церковная мышь, умываясь горькими слезами. День великодушного прощенья жду, главное Зин дай ради Христа, пойми, я загибаюсь.

Бакалейная нимфа Зинка посочувствовала Юрцу и вынесла гранёный с бутербродом, ведь эта женщина любила и хотела разделить взаимность, а Юрец который день выпадал в астралы. Он умирал и как птица Феникс возрождался, терялся во мраке ночном и предрассветных туманах на набережной, водка непознанный до конца эликсир заканчивалась, и истина бытия ускользала.

Юрец битой собакой возвращался, молил, вымаливал, сыпал обещаниями, клятвами, давал обеты, и все повторялось, только очередной заход на дистанцию появления с повинной давался с трудом. Тремор, перегретая нервная система, обрывки фени и угроз, устрашающая нетерпимость к чужому мнению. Бунт в поэте-грузчике назревал, обретая очертания уголовно наказуемого насилия.

Морозов владелец раритетного Парабеллум-Люгер исчез в неизвестность на конспиративную квартиру, где то за чертой жизни. Может он стал боевиком, потому что некий деловой человек решил делать рисковый бизнес, а сегодня дождь уже не летний, осенний. Конечно, Морозова искали все и по разным каналам, это реально из Люгера отстрелить голову маньяку Дыркину.

– Жаль, вот и умер Лох, но с другой стороны, теперь ты с ангелами, а они уж точно лучше нас засранцев. Повторюсь жаль – 53-ий вынул пластмассового пса в чёрных пятнах и поставил на землю свежей могилы.

– Царствие небесное – 53-ий открыл бутылку, налил две рюмки.

– Знаешь, пополняются нами тихие аллеи – он осмотрелся, хмыкнул – Многие уже здесь.

Возник призрак наркомана Степана и начал нашептывать на ухо, 53-ий кивал головой и соглашался.

– Я вот думаю Лох над одним делом и что-то извне нашептывает мне правильные мысли.

– Чпокмэн, помнится, его Мухин нашёл, я вот подумываю замочить жестоко эту тварь, так сказать вернуть должное.

Степан был доволен, око за око, вполне не архаичный пережиток, тем более что 53-ий чудом избежал смерти от травленого коньяка, которым его потчевал коварный маньяк Дыркин на квартире у Лоха. Четкость картины того рокового дня просто феноменально преображалась.

– Хрен с этим Люгером, хрен с этим партизаном Морозовым, он тот еще жук. Я знаю, что у Дохлого есть крутой, дедовский почти слонобой.

– Он поможет, ему не заподло, потому что я знаю что предложить – 53-ий зло улыбнулся.

– Иногда жизнь имеет депрессивно-суицидальный уклон. Все время виновата некая сука.

– А так ты живёшь, чтоб завтра купить водки, хлеба, рис, гречку, колбасу, кинуть страну дураков, примкнуть ко вселенскому злу или стать сытым слугою мирового капитализма.

– Вечером же, лёжа на покорной женщине, вдруг вспомнить, что всё недосказано, не доделано, не получается ровно порядочная жизнь. Снова тянет с соседом выпить, чтоб заснуть в одиночестве, а завтра возникнут реальные планы.

– Плохо когда что-то есть, ещё хуже, когда ни черта нет, хочешь быть человеком, но живешь, как гнида в ловких руках судьбы.

– Пролетарий загнан в теплый хлев, он в анабиозе, его доят, режут как скот, а он в сонной неге смерти ждет, в царстве бога нет нищеты и господ. Оскорбительное состояние, никогда не проснуться. Баловни судьбы жизни блага кушающие. Сыпьте бисер и жемчуга, устилайте путь смерти лепестками роз, скоро мы пойдём кормить дельфинов и откроем шлюзы – Дохлый внимательно слушал 53-го и размышлял над тем, с чего парень так тужится?

– Но если подумать, человек вынужден убивать,