День мертвых псов - Сергей Гришко

Сергей Гришко

День мертвых псов

P.S. Про Ангелов

Это музыка, только прислушайся, не зачем упрямиться и отрицать очевидное. Вслушайся, это музыка. Какофония хаотичных звуков просто иллюзорна. Ощути эту мелодику взаимосвязанных нот урчащего города, задушенного и обезличенного дымом, выхлопами, неоном реклам, не уходи в звенящую пустоту. Просто ты голоден, поэтому ворчлив. Держи сигарету, покури, вреда не пребудет.

Осмотрись, сколько живых не раскрытых тайн в хлопотах повседневности, вот великий Мерлин с фингалом изумительной синевы под правым глазом, дирижирует мимикой светофоров и сумчатых прохожих аборигенов, как ровен и непредсказуем ток этой энергии миллионов. Поиск выхода, тупик в намеченных целях, тлеет сигарета и кофе остыл. Ждешь крылатой фразы, внезапного аванса свыше, чтоб обновить смыслы жить.

Идут минуты, часы, за окном проплывают тучи, прогноз обещает дождь. Приливы, отливы человеческой массы создают водовороты пластмассовых отношений одноразового мира. Время течет, суетность, хлебные крошки, смятые стаканчики с логотипом кофейни, прощай.

Гроза, вслушайся в звуки, как на раскалённом асфальте с шипением высыхают влажные следы, шины машин рождают брызги и волны. Мир скрывается в водной пелене, исчезают ложные маски вечных ведомых, грохочет гром и пляшут молнии. Пробки жадно поглощают время и жизнь, общественное настроение мечтает о прямоте избранного пути, в конце которого будет простой выбор.

Занавес, город-пёс исчез, оставив силуэты и механический шум сексуальной революции уже постаревших феминисток, гранитных вождей, миллионов замерших в ожидании команды фас, бери и беги. Гроза бушует и в небе неспокойно, ветер нещадно треплет листву и у соседей стихает ремонт. Дымит сигарета, жду гостей.

Долгое (никогда) полное дыма и грез. Постоянное (это) семантика, этимология, ликбез. Ожидание, что всё само собой рассосётся, исчезнет, после выпуска новостей. Пустота потребляемого разочарования день ото дня.

Хотя есть лето, и существует солнце, заманчива дешёвая дурь за забором цыганского гетто. Приятная нега сказочной ночи с полной луной в глазах идиота, тёплая вода говорливых фонтанов в которых полно золотых рыбок счастья. Желания исполнимы, как и мечты.

Ты куришь, читая рекламу, считывая мимику женщины без улыбки, но с живым бюстом, что она предложит, и как мы воспримем её лаконичный эпос. Мечты выполнимы, как и желания.

Шкаф, стол, стул, пепельница, дымящие окурки вот и весь натюрморт из которого исключили лишние детали. День идет, катясь по кругу, пальцы отстукивают дробь, гроза разыграется позже. Берешь гитару, припоминая аккорды, не жалко прожитых, потраченных дней. Звучит блюз, сонливо бубнит душа о минутах и протертых штанах.

Вот вино и стаканы, вскоре этот натюрморт оживет, станет театральной сценой, потому что дверь квартиры откроет она, своим ключом, войдёт, снимет обувь, будет массировать усталые ноги. Безымянная героиня пьесы, ей нет дела до выпитого вина из запылившихся стаканов, а мы так, нейтральные существа, без пяти минут бестелесные духи.

Мизансцена пуста и одинокий луч софита сопровождает тоску плачущей гитары. Играй, прикасайся к струнам, извлекай музыку душевную с хрипотцой и надломом. Пусть всё поглотит дым сигарет, винные пары красного Бордо, больше на сцене не будет актёров.

Наши роли насыщены алкоголем, диалоги головная боль и картёжный блеф, а после привыкаем, чувствуем сцену, размах антрепризы, импровизируем, забалтываем меняя амплуа. Любовь, бог, война, работа, деньги, отдых, гастрольный тур с путевкой в жизнь, лишний козырь в рукаве. После представления спорим, нам приносят цветы на надгробья, водоворот потусторонних дел и ты уже не здесь.

Время живет и умирает с нами и в нас. Время дарит шансы, подходящие для использования слова, потёртые апломбы с бородой и выпивку. Теряются в дыму улыбки и жизнь твоя, замирает картиной на холсте. Неизвестный поглядывает на стрелки в часах, после исчезает занятый очередной партнёршей для танца. Музыка не смолкает, меняется времени тон.

Есть за всем этим гораздо большее и живое, обыкновенное, словно незримое чудо, кристальное, но не искристое, прозрачное, но не светлое, да, да это ангелы. Простые ангелы похожие на людей, но не такие как мы.

Знаешь, квартира никогда не пустует, они часто спускаются с небес, может рождаемость проверить, или так на часок перекурить, досмотреть сумасбродные новости, как повод к действию от бездействия прожитых лет. Земля вращается, безумствуют люди, языки разжигаемого пламени пожирают все на своем пути.

Ангелы бесцеремонны, приходят в дверь не стучат, курят в комнатах, включают на кухне плиту, заваривают чай, вообщем хозяйничают как у себя дома. Я присутствую при всем этом и молчу. Ситуация такова, что слова, комментарии, даже эмоции лишние, просто ангелы занимают 76 квартиру на 19 этаже одной из множественных башен горделивого Вавилона, как-то так.

Убирают расправленные крылья, кладут в шкаф, в лучах солнца искрится звездная пыль. Я только наблюдаю со стороны, как они хозяйничают на кухне, пуская сизые облака разносортного дыма, листая свежие газеты умершего столетия и нет в их лицах скорби в которой все уверены.

Обыкновенно курят, ухмыляются, они это могут, а когда газеты закончатся и не останется другой правды, только та, что с небес видна, ангелы заскучают. Им более по душе подняться на крышу и целый день созерцать, как течёт за горизонт город. Живое течение к безрассудному раю утех и надежд, подгоняемое смертью, но все же имеющее душу, спутанный клубок нити ведущей к богу.

Бывает, что Мерлин трезвый и на мели с губной гармоникой в руках. Эдакое, явление в лохмотьях чуда народу, приходит погреть на солнце свою дырявую спину. Посплетничать о житие с бытием. Он то, про ангелов знает многое. Хотя начнёшь расспрашивать, отмахнется как от назойливой мухи, слушай ушами душевную магию блюза, теребящего нервы высоковольтных проводов.

Чудная речь сплетенных звуков в мелодию зачарованного времени. Волшебство человека пожелавшего упасть в выгребную яму, потеряться навсегда отринув спасение. Ритм рокового пульса беспокойных жильцов десятого круга ада, еще живых в предстартовом состоянии. Тени сумеречного леса растут.

Шпили миллиона башен с развивающимися на ветру знамёнами кипящих сражений и что-то есть во всём недосказанном. Многозначительное молчание, безумства счастливого человека с букетом цветов, одинокая любовь писем присланных издалека, распухших от слов с липкостью мёда, проза будней, таблица перепада температур. Огромное сердце из белого мрамора в центре этих джунглей, оживает, появляется пульс.

Но ангелы молчат, даже если храмы станут ещё выше, а перезвоны колоколов затмят речь моторов, утихомирят разгул суеты. Ангелы прилетают