День мертвых псов - Сергей Гришко

самого захудалого периферийного братка в дешёвом спортивном костюме. Недоумение и после печаль.

– Лицом к стене – и так всю жизнь, чья-то работа говорить подобные слова, а чья-то обязанность исполнять.

Дверь открывается, в глаза проникает свет, в ноздри пролазит дым сигарет, щуришься и кашляешь, тебя встречает человек лишенный литературного лоска и поз, он засыпет вопросами головной мозг и заполнит бумагу, своим мелким почерком.

– Присаживайтесь – предлагают стул и сигареты.

– Итак – далее прозвучат паспортные данные.

Начинается очень поганое действо, органы знают о тебе все. Берут в руки биографию и препарируют, выворачивают наизнанку, превращают живого человека в кукольного петрушку на указательном пальце. Захотят иначе, и ты безропотно согласишься, поставят как угодно и ты уже привык, потому что ты, Лох, лицо в однозначно хреновой ситуации.

– Послушай ка, мой любознательный непоседливый дружок, оставь нелепые надежды человеком стать. Ты крыса и вся жизнь твоя, сведется к самому простому.

– Прожить этот день, дабы урвать кусок чего-то ценного, съестного, и неважно как добытое будет выглядеть и пахнуть. Всё равно, день должен быть прожит не зря.

– Пусть вера в себя будет на твоей стороне. Забудь о власти, чемоданах денег это множит трупы, и золотая цепочка Конотопской проститутки, всего лишь приз для крыс пошибом мельче.

– Послушай меня внимательно, потому что я, Марк крысобой.

Приодевшись в довольно экстравагантный гардероб, 53-ий направился к городу миллиона башен. Ему ещё предстоит преодолеть 30 км пути в дырявых штанах и заблёванной рубашке без пуговиц, но, чёрт возьми, в папиросах нет табака и это фантастически чудесное сентябрьское утро наполненное поэзией свыше. Эпатировать публику барахлом на теле, когда в душе царит гармония с вкраплениями научной фантастики и ноги несут босого индивида в небо.

– Мы рождаемся совсем не теми, каковы на самом деле. Ищем втайне себя, обнаруживая данные таланты в крайне испорченном состоянии. Хлам мыслей, пыль идей и жизнь на горшке, перетекают в смерть.

– Осмысленно подохнуть, и место застолбить в кладбищенской идиллии с березкой. Хочется получить гарантию на тысячу лет, где все включено.

Мысль заканчивается, поднятая пыль у обочины скрывает дальнейшее развитие сюжета и возвращает нас туда, где должно быть нам.

Конечно, Лох был сильно обижен, праздник кончился и люди ушли, осталась только полна жопа огурцов, не продохнуть, не повернуться человеку.

Старая жизнь выдернута с корнем, нет более среды приятного обитания. Все что дано тебе, не свежее белье и разбитые очки. Болит битая рожа, оскорбления, прозвучавшие на допросе, пугали своею смысловой нагрузкой. Следователь, злой как сатана такими кругами ада пугал, что стыла кровь, терялись аргументы. Было страшно, а ночью выли люди, хотевшие теплой крови.

Вот и правосудие коснулось меня, заклеймив несмываемым знаком убийцы. Уродливые шрамы вскоре покроют лицо мое, я камнем полечу в бездну времени с петлей на шее. Трудно представить данную явь, невозможно свыкнуться с монотонностью света и цвета, давлением душащих стен, пугающими звуками бесконечно длинных коридоров. Дверь навсегда закрывается.

Курение наркотических даров природы благоприятно отражалось на 53-ем. Нон-стоп ритуала воскрешения, полные сутки мельтешащей карусели праздника, сладости, смех, память резвилась, реанимировалась и снова плыла не туда. Конечно же, 53-ий не оставлял попыток вспомнить день вчерашний и завеса дыма все густела.

– Что было? – вот вопрос изрядно краеугольного толка, который снова скрашивает папироса и ненавязчивое бормотание обкуренной девки потерявшей паспорт на холодном, огромном вокзале. Ее дом далеко, она готова на все, дальше рвется ткань и отвратный цвет, запах, мысли, желания, вызовут лишь приступ тошноты.

53ий думал о смысле вот данного, втягивающего курения, понимая одно быть беде.

– Слушай, тебя иногда мучает совесть? – она хлопнула в ладоши и открыто, откровенно заржала. 53-ий рассеяно посмотрел в ее одурманенное лицо без признаков разумной деятельности.

– Быть беде – повторил он.

Очередное утро, уже предсказуемое, вонзилось своим светом в опухшие глаза Лоха, лучи обжигали.

– Иди, лицом к стене, снова иди – и конвоир подтолкнул шаркающего, самого больного человека в мире вперёд. Солнца было так много, что казалось ночь никогда не придет.

Снова открылась дверь, теперь в комнате находилось двое, бесцветный, как бледная поганка следователь и молодая дамочка, пахнущая недавним выпуском юрфака и дорогими духами. Лох откашлялся и посмотрел на своего государственного, бесплатного адвоката.

Выпускница сразу же засуетилась, Лоха назвали по имени, отчеству и напомнили о его правах. Настырная благодетельница своим грамотным бредом стала донимать следователя, тот лишь кривился, отмахивался, иногда конкретно давал отпор. Словесные качели продолжались какое-то время, но желание иссякло, аргументы закончились.

– Если я лох, то о каких правах идёт речь?– он усмехнулся и закурил. Подобное заявление поставило адвоката в тупик, следователь пропотел от радости. Допрос закончился.

– Почему слепота присуща лишь правосудию и удаче, а человечек шустрой вошью меж пальцев у судьбы все скачет?

Профессиональный ниндзя, а ещё по совместительству поэт-грузчик из продуктового магазина Юрец-огурец, только что провернул одно прибыльное дельце, а попросту продал украденное за нал, который тут же превратил в живописную поляну с водкой, селёдкой и другой снедью.

– Еще набарыжат капиталисты – на сем изречении его сонливая совесть, стала блаженно похрапывать.

Час полуденной сиесты, Юрец уже пригласил на званый пир горой своих сотоварищей, коммуниста Морозова, и, конечно же, пэра Мухина. Парни не заставили себя долго ждать. После получаса упорного распития горячительных напитков, они достигли точки душевного равновесия. Затем, человек делает шаги в совершенно не известном науке или психиатрии пространстве, совершая нечто новое и что-то не обычное.

Юрец прислонившись к стене, прикрыл в истоме глаза. Сейчас самый настоящий ниндзя по-человечески улыбался.

– Я вот что вам скажу, уважаемые господа и товарищи. Давеча меня посетила муза, Каллиопа или Эвтерпа, признаюсь честно, был так пьян, что не разобрал, какая заглянула в гости – Юрец закурил, прикрыл глаза.

– Замечу с пользой приходила и так дала по вдохновенью – Мухин хохотнул.

– Послушайте поэт с немалой буквы, а уж не тучная Зинка из бакалейного ряда пакет вдохновенья и сердце свое принесла?

– Мухин, как пэр, вы просто хам и негодяй. Уж и не пойму, для чего вы здесь едите, как не в себя – вспылил Юрец.

– Ого, вот так и по мордасам гостя, упреком хлещите. Что ж, я готов уйти, честь дороже – продолжая закусывать, отреагировал Мухин. Данный тип скажу прямо, был, есть и будет первозданным халявщиком, и если бы не Морозов, я бы определенно утверждал, что халява началась с появлением