Левиафан - Валерий Ковалев

— Какого черта, — пробурчал появившийся через несколько минут из рубочного люка сонный Лобанов.

— Михаил Иванович, взгляни, к нам никак гости. — Бельский сунул помощнику бинокль.

— Ну-ка, ну-ка, — хриплым со сна голосом сказал тот и приник к окулярам. — Точно. Судя по всему, какой-то важный гость из столицы. — И вдруг, поймав в мощную оптику лицо глядевшего в их сторону высокого грузного человека, едва не выронил бинокль.

— Да это же… это сам князь Потемкин! — воскликнул он, вспомнив, что видел это лицо на одной из картин, в прошлом году в Эрмитаже. — Точно, Григорий Александрович Потемкин, фельдмаршал, князь и фаворит Екатерины Великой!

Давай Валера, дуй вниз и прошвырнись по отсекам. Чтобы вся вахта привела себя в порядок и была готова к встрече. Интенданта и кока на камбуз, пусть быстро варганят, что повкусней. Ну, давай, чего стоишь! — заорал он на остолбеневшего Бельского и тот, загремев сапогами по трапу, обрушился в люк.

После этого помощник взглянул на светящийся циферблат наручных часов — было без четверти шесть.

— Шустрый, однако, фельдмаршал, — подумал он, снова вскинув бинокль к глазам. — Ни то, что наши генерал-адмиралы, те в это время обычно дрыхнут.

— А вот и кэп, — увидел он вышедшего из подъехавшего экипажа Морева. — Видать, подняли с постели.

Когда Морев, козырнув стоящим на причале, о чем-то заговорил с Потемкиным, а спустя непродолжительное время вся группа направилась к стоящей неподалеку губернаторской яхте, Лобанов вызвал наверх мичмана Ксенженко и приказал тому быть готовым пришвартовать отвалившую от причала яхту.

— Есть! — ответил тот и, спустившись вниз, поспешил на носовую надстройку.

Когда яхта подошла к борту, мичман принял с нее пеньковый швартов, набросил его на лодочный кнехт, а потом установил поданный с борта яхты узкий трап.

— Смир-рна! — на весь залив рявкнул, вскинув руку к пилотке Лобанов, едва нога шедшего впереди командира ступила на трап, и Ксенженко, а вместе с ним и команда яхты, застыли истуканами.

— Вольно, — поднял вверх голову Морев и пригласил гостей следовать за собой в носовую часть ракетоносца.

— Да это же настоящий левиафан! — поразился светлейший, взирая на высящийся над ними мрачный массив рубки, с крестообразно раскинутыми по ее сторонам громадными лопастями рулей и холодно блестящими глазами задраенных иллюминаторов.

— Вот-вот, ваше сиятельство, и я то же молвил, когда впервые увидел сие чудовище, — наклонился к светлейшему Мельгунов.

— И какое же имя носит столь грозный корабль? — поинтересовался у Морева князь.

— К сожалению, имени у него нет, только бортовой номер.

— Однако, — несколько разочарованно протянул светлейший.

В этот раз, хорошо помня печальный случай с наместником, Морев приказал Ксенженко отдраить входной люк первого отсека и спуститься вниз первым, для подстраховки.

Затем, пригласив гостей следовать за собой, шагнул туда сам. Сопящего и оскальзывающегося на перекладинах трапа светлейшего, они с Ксенженко бережно приняли под руки, а Мельгунов, уже имеющий определенный опыт, довольно ловко спустился сам.

Вслед за этим последовала экскурсия по крейсеру подобная первой, с той лишь разницей, что светлейший не подавал каких-либо признаков страха или растерянности.

И в этом не было ничего удивительного.

Фаталист и прагматик по природе, он на все смотрел философски и с практической точки зрения. Еще тогда, в Санкт-Петербурге, слушая рассказ адъютанта Мельгунова и разглядывая снимок крейсера, Потемкин сразу же понял, какие небывалые возможности открываются перед страной, которая его заполучит. Теперь же, воочию увидев его, светлейший размышлял, как сделать так, чтобы крейсер, с его экипажем, остался в России и послужил на благо Империи. И, естественно, под его началом.

Познакомившись с Моревым и оценив поведение того при встрече и теперь, на борту крейсера, князь сделал для себя вывод, что перед ним смелый и решительный человек, осознающий свою силу и независимость. А потому вести себя с ним следует, как с равным.

Когда Морев и сопровождавший гостей помощник завершили показ корабля и предложили им позавтракать на борту, светлейший с готовностью согласился, и все направились в офицерскую кают-компанию.

Она вновь блистала белыми накрахмаленными скатертями, позолотой фаянса и холодом мельхиора. В этот раз коки приготовили традиционный салат оливье, борщ по-киевски, с посыпанными чесноком пампушками, плавающие в янтарном масле украинские вареники с мясом и пышные пироги с творогом. Кроме того, на столах красовались хрустальные графины с рейнским и приготовленным по особому рецепту клюквенным напитком.

Во время обеда снова провозглашали тосты за Екатерину, светлейшего и команду крейсера. Любивший малороссийскую кухню Потемкин, остался весьма доволен обедом, однако, вопреки своему правиду, ел и пил в меру, обдумывая свои дальнейшие действия.

Через час, тепло простившись с командованием корабля и пожелав встретиться с Моревым на следующее утро у губернатора, светлейший отбыл на берег. Там он всласть попарился в губернаторской бане и, выпив жбан хлебного кваса, отправился почивать.

Проспав до вечера, светлейший пригласил к себе Мельгунова.

— Алексей Петрович, ты поступил весьма разумно, приветив у себя сей корабль и направив гонца в столицу. А скажи-ка мне, какое мнение у тебя сложилось о капитане. За две недели, поди, присмотрелся?

— Капитан умный и решительный человек, — подумав, сказал генерал-губернатор. — К тому же весьма деятелен и благоволит к нам.

— С чего ты взял?

— Чтобы командовать таким кораблем и ходить на край света, нужны недюжинные ум и способности. А по поводу благоволения к России — он передал мне штурманские лоции морей и океанов, весьма полезные для мореплавания. На них указаны морские торговые пути и множество практически неведомых нам земель. К тому же, — продолжил Мельгунов, — капитан, испытывая расположение за теплый прием и не желая оставаться в долгу, предложил свои услуги по постройке для нас новых самодвижущихся судов и дальнобойной артиллерии.

Это сообщение привело Потемкина в сильнейшее возбуждение.

— Да ты понимаешь, что сие значит?! — вскричал он. — Это же… это же небывалые выгоды для России!

— Именно так, ваше сиятельство — бесстрастно ответил Мельгунов.

— Дай я тебя облобызаю, Алексей Петрович. Права матушка, называя тебя весьма полезным для государства человеком. — Светлейший встал с кресла и, подойдя к генерал-губернатору, трижды облобызал того в щеки.

Немного спустя он с интересом рассматривал показанные ему Мельгуновым лоции и листал пояснения к ним.

— Прикажи своим картографам, снять для тебя копии, — распорядился светлейший, довольно потирая руки, — а эти я заберу с собою, порадую матушку.

— А на днях у меня будут чертежи самодвижущегося судна, — согласно кивнув головой, заявил генерал-губернатор. — Я уже приказал готовить место на верфи для его закладки.

— Весьма, весьма похвально, Алексей Петрович, — сказал Потемкин. — Корабелы тут знатные, тебе и карты в руки. Только сии лоции и чертежи храни как зеницу ока, — остро взглянул он на Мельгунова. — Чтобы они не оказались у недругов наших. Чай, в Европе уже знают о твоих гостях?

— Думаю, пока нет, — улыбнулся Мельгунов. — Как только корабль господина Морева появился в гавани, я приказал объявить в порту карантин и до поры не выпускать иностранные суда.

— Умно, — одобрительно хмыкнул светлейший.

— А еще, — продолжал генерал-губернатор, — он передал мне спасенного в океане англичанина — морского офицера. Сей муж находится под надзором, и с оказией я намерен препроводить его в Санкт-Петербург, для отправки на родину.

— Англичанина я заберу с собой, — сказал Потемкин, — пусть погостит у нас немного. А теперь самое главное, Алексей Петрович. Сколь значим сей корабль для России, не тебе объяснять. А посему он незамедлительно должен быть на Балтике, в Кронштадте. Поутру я сообщу про то капитану и вместе с ним отправлюсь в путь. По прибытии же доложу государыне о твоих заслугах в этом деле.

Это известие искушенный в государственных делах Мельгунов воспринял как должное, ибо на месте светлейшего, поступил бы именно так.

— Что ж, Григорий Александрович, сказал генерал-губернатор, — жаль, мне конечно, отпускать столь желанных гостей, но для дела так будет лучше.

Утром, когда Морев прибыл на аудиенцию, светлейший принял его в парадном зале губернаторской резиденции. На князе был шитый золотом мундир генерал-поручика, с красной анненской лентой через плечо и орденами Святых Анны, Георгия и Александра Невского на груди. Здесь же находились, тоже облаченные в блестящие мундиры, генерал губернатор и наместник.