Франция в поисках внешнеполитических ориентиров в постбиполярном мире - Елена Обичкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
сторону Рейна. Бывший министр иностранных дел ФРГ, Г.-Д. Геншер, оставив свой пост, позволил себе достаточно резкое высказывание: «Во
Франции раздаются голоса, которые не хотят, чтобы Германия была
настроена проевропейски. Я этого не понимаю. Мне всё же кажется, что у
Франции был очень хороший опыт отношений с Германией
проевропейской и очень плохой – с Германией антиевропейской»176. Один
из авторитетных внешнеполитических аналитиков СПГ К.Фойгт высказал
скептический взгляд на будущее фрако-германского партнёрства: «Франция/…/всегда стремилась связать Германию двусторонними
соглашениями. Сегодня она не может прибегнуть к этому способу, не
соглашаясь связать себя этими договорами»177. Однако, по мнению
174 Le Monde, 19 septembre 1992( A.Waechter).
175 La Libйration, 10 septembre 1992.
176 Libйration, 10 septembre 1992.
177 Libйration, 16 septembre 1992. Курсив мой – Е.О.
99
специалиста Центра геополитики Университета Paris-VIII Е.Сюра, «
связать себя с Германией, а не привязать Германию к себе – это было бы
революцией во французской политической культуре», поскольку означало
бы, что в некоторых областях предпочтение отдаётся европейской
политической солидарности в ущерб национальным интересам178.
Вопрос о суверенитете лежал в центре внутрифранцузского спора
вокруг Маастрихта, особенно в связи с принципом субсидиарности, который различает сферы компетенции государств и Сообщества. Поэтому
речь шла не только о германском суверенитете, но и о будущем Франции.
Национальный Фронт воспользовался болезненностью для французов
вопроса об уступке части суверенитета в пользу ЕС, чтобы разоблачить
«глобалистский» характер Маастрихта, имеющего целью «разрушение
наций, смешение рас, уничтожение границ, культурной самобытности»179.
*
Маастрихтский договор стал одним из важнейших
внешнеполитических достижений Ф.Миттерана. Лидер французских
социалистов внёс новую ноту в европеизм правящей элиты Пятой
республики. Верные сохранению национальных институтов, социалисты
ближе других были к солидарному западному европеизму Четвёртой
республики и дистанцировались от страстного технократического
европеизма Жискар д’Эстена. В то же время, принятие обществом
европейской политики Миттерана было далеко не безусловным, и
французский политический класс должен был готовиться пожинать плоды
двусмысленной позиции в деле германского объединения – впечатление, 178 Sur E. Maastricht, la France et l’Allemagne//Hйrodote. – 1993. – NІ 68. - P.135-136.
179 Слова Бруно Мегре (НФ). См.: Le Monde, 17 septembre 1992
100
усилившееся оттого, что Германию сделали пугалом во франко-
французском споре вокруг Маастрихта. Органичное переплетение в
европейской политике Ф.Миттерана линии на форсирование европейского
строительства со стремлением к международному политическому
контролю над германским объединением и то, что эта политика в основном
с пониманием была воспринята руководством ФРГ, во многом является
личной заслугой французского президента и результатом тех
доверительных отношений, которые сложились у него с канцлером
Германии задолго до того, как вопрос об объединении был поставлен в
повестку дня. По договорённости между ними для преодоления взаимной
настороженности французского и немецкого общественного мнения была
создана совместная франко-германская программа телевидения «АРТЕ»
(ARTE). Решение было принято ещё 4 ноября 1988 г., а рождение станции
состоялось 30 апреля 1991 г.
В то же время, ближайшее будущее показало, что воссоединённая
Германия действительно поначалу была куда менее заинтересована в
тесном политическом партнёрстве с Францией, нежели Франция, и это
поставило под вопрос судьбу целого ряда французских инициатив и в
европейском строительстве, и в области безопасности.
3. Европа как «полюс» силы
Объединение Германии было не единственным вызовом, с которым
столкнулась Франция, отстаивая свою роль в международных делах.
Кризис, а потом распад СССР, означавший исчезновение одного из
полюсов мирового могущества эпохи холодной войны, с новой остротой
поставили перед французской дипломатией проблему американской
мировой гегемонии. Одним из возможных ответов на беспрецедентный
рост американского влияния могла стать, по замыслу Миттерана, единая
101
Европа – главное прибежище французской дипломатии в меняющемся
мире. Выше говорилось о роли углубления европейской интеграции перед
лицом германского объединения. Одним из противовесов американскому
мировому диктату, а также возможному усилению азиатского давления, будь-то экономический прессинг азиатских индустриальных «тигров» или
религиозно-политическое давление исламского мира, должна стать
Совместная оборонная и внешняя политика (PESC) стран ЕС. Идея
французского президента состояла в том, чтобы восстановить европейское
могущество, способное стать противовесом как американскому, так и
азиатскому миру на будущие десятилетия. Эта концепция получила
название «Europe-puissance» (Европа-держава). Думается, именно так
следует перевести этот французский термин, обозначающий не только
«государство», но и «могущество», т.е. соответствующий историческому
понятию «великой державы». Это понятие обозначает особый вес
международного игрока (прежде – исключительно государства) на
международной арене180.
При заключении Маастрихтского договора французское
правительство отдавало себе отчёт в том, что в 1992 г. такое единство было
скорее отдалённой перспективой, идеалом. Во-первых, европейские
государства создавались на протяжение XVII-XIX вв. как государства-
нации, и их внешнеполитические устремления, историческая память их
народов формировались зачастую в борьбе с соседями, которые сегодня
составляют с ними единое Сообщество. Поэтому необычайно трудно
добиться «синтеза» их внешнеполитических устремлений. Во-вторых, США не хотели бы, чтобы существовала настоящая европейская автономия
в вопросах обороны, а будущее европейской обороны зависело главным
образом от того, чего захотят американцы.
180 См. выше: Глава 1, «Проблематика «могущества» во французской теории международных отношений».
102
Поэтому Франция продолжала настаивать на автономности
собственных ВС по отношению к военной организации НАТО: она хотела
оставить за собой возможность самостоятельной политики. В начале 90-х гг.
Миттеран выступил за реализацию автономной европейской обороны к 2000
году181. Но на совещании 15-ти министров обороны НАТО в Брюсселе в мае
1991 г. было принято решение о создании Сил быстрого реагирования НАТО
и ударного корпуса из 16-ти многонациональных дивизий182, что
предусматривало сохранение гегемонии США. Речь шла об использовании
войск и структуры НАТО для разрешения конфликтов в Европе в качестве
инструмента СБСЕ. Таким образом, создавались предпосылки для
превращения НАТО в военную основу европейской безопасности. На
вербальном уровне Миттеран считал, что главную роль в урегулировании
международных конфликтов, в том числе и в Европе, должна играть ООН, однако уже тогда операция «Буря в пустыне» показала, что ООН является
лишь средством узаконить военное вмешательство США в Персидском
заливе в глазах мировой общественности. Все попытки Генерального
секретаря ООН Переса де Куэльяра участвовать в урегулировании
конфликта были блокированы Дж.Бушем-старшим. Поэтому Франция
настаивала на том, что безопасность Европы должна быть обеспечена в
рамках трёх структур: СБСЕ, Совета НАТО и ЗЕС183. Позиция Франции была
близка позиции России, руководство которой считало, что военные силы, действующие от имени СБСЕ, должны быть составлены прежде всего за счёт
стран-участниц СБСЕ.
Ещё одним важным направлением французской политики по
усилению европейской идентичности в деле обеспечения безопасности в
регионе была борьба за увеличение роли ЗЕС в качестве «европейской
опоры НАТО». Среди конкретных шагов в этом направлении можно
181 Ehrhart H.-G. La sйcuritй europйenne vue par le PS et le SPD //Documents de Paris. - 1991. - Decembre.
182 По предложению Великобритании.
183 На сессии ЗЕС в мае 1992 г.
103
отметить включение в состав франко-германского корпуса военного