Вспоминая В.В. Жириновского - Луиза Дмитриевна Гагут

считается, Жириновскому? Заряженный пистолет – это не апельсиновый сок. Случайно или нет, но в посмертной судьбе Немцова роковую роль сыграл именно пистолет, тем самым подтвердив мистические способности Жириновского если не программировать, то предвидеть будущее своего политического противника.

Отчего они стали противниками – отдельный вопрос. В их политических биографиях было много общего: оба как политики поднялись на волне перестройки, оба стали известны благодаря свободной и неформальной манере общения с избирателями. Оба, в конце, концов, были «полукровками». Но у Немцова русским был отец, а у Жириновского – мать. Видимо, это имеет какое-то подспудное значение, иначе трудно объяснить, почему они стали антиподами и оказались на противоположных полюсах спектра российской политики.

Парламентские слушания

Главное отличие учёного от политика состоит в том, что политик говорит то, что от него хотят услышать, а учёный – то, что он должен сказать. Наверное, поэтому учёные, попав в политику, долго там не задерживаются, а в парламенте есть много политиков, но мало государственных деятелей.

В первой постсоветской Государственной Думе одним из самых грамотных и компетентных экономистов был, пожалуй, Сергей Глазьев. Внешне он ничем особо не выделялся и уж совсем не был похож ни на учёного, ни на государственного деятеля – аккуратный, подтянутый молодой человек невысокого роста. Но в свои тридцать три года он уже успел стать самым молодым доктором экономических наук и поработать во главе внешнеэкономического ведомства в правительстве Гайдара. Накануне октября 1993 года ему пришлось уйти в отставку. Ходили слухи, что в гипотетическом кабинете Руцкого-Хасбулатова ему пообещали пост премьера, но документы говорят о том, что этот пост предназначался не Глазьеву, а Явлинскому. Глазьев нужен был лишь для сбора чемоданов с компроматом. Ведь именно Глазьев по долгу службы знал о всех незаконных льготах, квотах и лицензиях, которыми одаривало «своих» людей правительство Гайдара.

Но неугодным Глазьев стал именно тогда, когда вздумал ввести компьютерную систему учёта и контроля всех внешнеэкономических сделок. Именно здесь, на разнице цен, создавались тогда многомиллиардные состояния «новых русских». Схема эта довольно проста: внутри страны покупать по одним ценам, на внешнем рынке продавать через посредников в 10-20-30 раз дороже, благо, «ножницы цен» позволяли это делать. Разница оседает в зарубежном банке. На вырученные деньги можно закупить импортный ширпотреб и по той же схеме реализовать его в России: результат, как минимум, удваивается. Разница – опять-таки в зарубежном банке.

При огромном количестве импортёров и экспортёров, которые после отмены государственной монополии внешней торговли рванулись на внешние рынки, проконтролировать эти сделки было чрезвычайно трудно, но возможно. Глазьев хотел это сделать. После его ухода из правительства о новой системе учёта внешнеэкономических сделок уже никто не вспоминал.

В Государственную Думу Сергей Глазьев попал по партийному списку Демократической партии Николая Травкина и получил Комитет по экономической политике.

Комитет по экономической политике – это, конечно, не Комитет по бюджету, где делят реальные бюджетные деньги, но всё же это была прекрасная трибуна для учёного. И первое, что сделал Глазьев на посту председателя Комитета по экономической политике, – организовал парламентские слушания по антикризисной программе.

Главным докладчиком на слушаниях был утверждён академик Станислав Шаталин. Собственно, так называемая программа Шаталина, а в действительности, Стандартная программа МВФ, на которую опирался Борис Ельцин и его команда, и была реализована ими в 1992 году, когда они пришли к власти.

Станислав Шаталин был научным «папой» многих известных российских реформаторов, в том числе, Григория Явлинского и Егора Гайдара. А кто был «папой» самого Шаталина? Всё тот же небезизвестный Международный валютный фонд и питающая его Гарвардская школа экономики США, в которой по ускоренной программе «выпекали» молодых российских реформаторов для нужд западной экономики.

Именно там «под копирку» была списана знаменитая программа «Пятьсот дней» Явлинского, которая ушла в небытие вместе с Горбачёвым. Та же программа, но уже под именем Гайдара, была взята за основу экономической политики президента Ельцина. И потерпела полное фиаско.

Теперь на парламентских слушаниях в Государственной Думе старому академику Шаталину предстояло объяснить, почему это произошло. Ведь ожидались совсем другие результаты.

Я подошла к Глазьеву и попросила записать меня на выступление. «Список уже полон, – недовольно сказал он. – Кто вы?». Выступающих действительно было много. От реформаторов летели перья во все стороны, но никто так и не ответил на главный вопрос: «Что делать?».

Мне дали слово самой последней, когда слушателей почти не осталось. Я сотрясала воздух в пустом зале. Но и сейчас, спустя много лет, я не стала бы удалять из этого выступления ни одного слова. Привожу его полностью.

«Для того, чтобы определить пути преодоления кризиса, нужно поставить правильный диагноз. Необходимо осознание причин, обусловливающих продолжение и углубление экономического кризиса.

Помимо общего структурного кризиса, на ситуацию в стране наложился денежно-финансовый кризис, который является результатом просчётов, допущенных уже в процессе реформирования экономики, и изначально неверного курса реформ, не учитывающего особенностей постсоциалистической экономики России.

Мы жили при экономической системе, в которой всё или почти всё было бесплатным, всё оплачивалось из бездонного государственного бюджета. Это создавало стоимостной перепад по сравнению с экономиками, где всё имеет свою реальную рыночную цену.

Пока существовала государственная монополия внешней торговли, такая система могла функционировать более или менее благополучно. Но в 1987 году эти перегородки были сломаны: государственная монополия внешней торговли была отменена, и сразу же поток товаров хлынул на внешние рынки.

Это стало главной причиной полного обескровливания внутреннего рынка, взвинчивания цен на товары, прежде всего, сырьё внутри страны и их падения на внешнем рынке, и – в конечном итоге – разрушения оставшейся без сырья отечественной промышленности и утечки финансовых ресурсов за рубеж.

Истинной причиной „обвала“ экономики является не либерализация цен 1991–1992 годов, как это утвердилось в общественном сознании, а преждевременная, то есть, до завершения рыночных преобразований, либерализация внешней торговли. Это в определённой степени объясняет тот факт, что аналогичный и даже более сокрушительный „обвал“ экономики произошёл и в тех бывших союзных республиках, где, в отличие от России, не была сразу проведена либерализация цен.

Можно сказать даже больше: преждевременная отмена государственной монополии внешней торговли и резкое ухудшение в связи с этим экономической ситуации стало главной причиной дезинтеграции страны и „бегства“ союзных республик из СССР. Именно по этой причине не срабатывают стандартные рецепты „стабилизации“ экономики и макроэкономического регулирования: бессмысленно формально балансировать товарную и денежную массу в то время, когда товары и деньги „убегают“ с внутреннего рынка. В этом случае сокращение дефицита государственного бюджета и снижение инфляции могут быть