Невеста горца. Долг перед кланом - Злата Романова

на меня самым позорным образом, но я изо всех сил игнорирую свое трепещущее сердце и отвожу взгляд.

– Значит, моя жена умеет готовить, – задумчиво произносит он. – Приятный сюрприз.

– Умеет – не значит, что любит, – не могу удержаться от колкости. – Не привыкай.

И впервые за день я чувствую не страх, а тихое, крошечное удовлетворение. Особенно, когда его сестры тихо хихикают, а он не спешит снова учить меня, как себя вести и разговаривать с ним.

Я словно выиграла маленький раунд, хотя впереди еще целая война.

***

Ночь наступает слишком быстро. Асад не показывался после ужина, а скоро и Аниса с Амирой ушли к себе, оставив меня на диване за телевизором. Несколько часов назад в дом принесли мои вещи – две большие сумки и один чемодан, но я не понесла их в комнату Асада. Не смогла. Не захотела.

Я отнесла сумки в комнату Амиры и именно туда сейчас направляюсь, выключив телевизор. Стук в ее дверь едва слышен из-за моей нерешительности, так что я пробую снова, куда громче. Через секунду она открывает. В пижаме, с распущенными дикими волнами рыжими волосами и без макияжа.

– Мина? Все хорошо?

– Можно я… останусь у тебя на ночь? – спрашиваю я, умоляюще глядя на нее.

Она хмурит брови, слегка склоняя голову:

– А ты уверена, что Асад не будет против?

Я поджимаю губы.

– Мне все равно. Хочет – пусть злится. Сегодня я хочу спать с тобой.

Амира смотрит на меня пару долгих секунд, потом отходит в сторону, шире распахивая дверь:

– Ладно, пойдем. Но если он придет за тобой… – она запинается, морща нос. – Хотя, вряд ли. Но завтра вы можете поругаться из-за этого.

– Вот завтра и разберемся, – отмахиваюсь я, выглядя увереннее, чем есть на самом деле.

Я вхожу, выдыхая впервые за весь день и распаковываю одну из сумок. Латифа упаковала одну из скромных белых ночнушек, напоминающих викторианские ночные рубашки, закрывающие тело от шеи до пят.

Амира уже лежит в постели, закинув одну ногу на другую, пролистывая что-то на телефоне. Я ложусь рядом, под одеяло, к самому краю, так, чтобы случайно не задеть ее.

Мои пальцы дрожат. Я напряжена, как струна. В голове только одна мысль: «А вдруг он придет? Вдруг постучит в дверь, велит выйти, скажет, что я – его жена и обязана быть рядом?»

Я почти слышу этот стук. Слышу, как он открывает дверь. Мысленно уже готовлюсь к борьбе, к ожесточенному спору, но время идет, а в доме тихо.

Амира выключает телефон и зевает, ложась под одеяло.

– Спокойной ночи, – шепчет она.

– Спокойной… – отвечаю я.

Стук не раздается.

Асад не приходит.

Я лежу, уставившись в потолок, пока не понимаю, что веки тяжелеют. Тело расслабляется.

И вот… я просто засыпаю, устав бояться и тревожиться. Забыв, что я чья-то жена и это моя первая брачная ночь.

Во сне я просто я. Просто Мина.

***

Я просыпаюсь внезапно. Амира все еще спит, уткнувшись носом в подушку, рыжие кудряшки раскиданы по наволочке, а сама она свернулась в клубочек на самом краю кровати.

Я беру телефон, чтобы проверить время – 8:32.

Рано для меня, но спать больше не хочется. Я осторожно выскальзываю из-под одеяла, стараясь не разбудить Амиру, и тихо открываю сумку, доставая первое попавшееся повседневное платье. Оно розовое, с вышитыми мелкими цветами вдоль рукавов и у подола. Ткань мягкая, но чуть мятая, однако я все равно надеваю его, иду умываться и собираю волосы в хвост, прежде чем спуститься на кухню.

Там никого. Во всем доме стоит тишина, видимо, я проснулась раньше всех. Пожалуй, приготовлю завтрак, займу чем-то руки, потому что мои мысли меня убивают. Я очень нервничаю в ожидании реакции Асада на мое уклонение от брачной ночи.

Я достаю миску, муку, яйца, начинаю делать тесто для блинов. Движения привычные, почти терапевтичные. Я начинаю успокаиваться и тут раздаются чьи-то шаги. Оборачиваюсь – а в дверях стоит Асад.

Волосы приглажены, лицо свежее, взгляд – цепкий и внимательный. На нем, конечно же, черная футболка и джинсы.

– Доброе утро, – бросает он спокойно.

Я закатываю глаза, цепляясь за единственное, что мне сейчас приходит в голову, лишь бы отвлечь его внимание:

– Разве ты не знаешь, что в природе существуют другие цвета, кроме черного? Или в твоем гардеробе все просто: черное, черное, и… о, смотри, еще черное!

Асад приподнимает бровь.

– Черный – мой любимый цвет. Он универсален.

– Или ты пытаешься всех запугать своим мрачным видом, – поддеваю я, не отрываясь от миски.

Он ничего не отвечает. Проходит к кофемашине, достает чашку, вставляет капсулу. Все делает молча, точно и спокойно. Я чувствую, как он наблюдает за мной, пока кофе наполняет кухню ароматом, и мне хочется поежиться, но я не отрываю взгляда от теста, которое помешиваю. Наконец, когда напиток готов, Асад отходит и садится за стол.

– Блины? – спрашивает он.

– Если я, конечно, не передумаю под этим взглядом. Хватит на меня пялиться, это сбивает!

– Меня просто завораживает процесс. Особенно, когда готовит моя жена.

Он так подчеркивает слово «жена», что у меня дыхание перехватывает. Мой затылок горит, но я делаю вид, что увлечена венчиком.

Он раздражает. Смущает. Притягивает.

Воздух между нами густой, как тесто в моей миске. Я понимаю, что глупо отрицать тот факт, что между нами есть определенная химия. По крайней мере, с моей стороны. Я с первой встречи ясно осознавала его привлекательность и то, как мое тело реагировало на его присутствие, но это не значит, что мне это нравится и я собираюсь что-то с этим делать. Это всего лишь физиология. Точка.

Асад молчит, но его присутствие чувствуется кожей.

Он – угроза, но я не сдаюсь. Я ставлю сковородку на плиту и продолжаю готовить. Один блин, второй, третий.

А потом, будто между делом, Асад с легкой усмешкой произносит:

– Кстати, о ночи.

– М-м? – я даже не поворачиваюсь, сосредоточенно выливая новую порцию теста на раскаленную сковородку, но внутри все сжимается в ледяной кулак.

Он не спешит. Говорит спокойно, но с той особой, тянущейся интонацией, в которой слышится открытая насмешка:

– Ты заставила меня ждать.

– Ждать?.. – делаю вид, что не понимаю.

– Свою жену. – Пауза. – Я полагал, что в конце концов, она придет