Преступление и наказание в английской общественной мысли XVIII века: очерки интеллектуальной истории - Ирина Мариковна Эрлихсон

на артикулированной политической теории, в которой «функция мужчин как глав домашних хозяйств и отцов считалась аналогичной роли монарха»[292]. В рассматриваемый период масштабы и влияние патриархального контроля были таковы, что женщина находилась в полной зависимости от отца или мужа. Потому случаи патриархального насилия, где в роли жертв выступают исключительно женщины, а в роли агрессоров – мужчины, едва ли могли стать предметом судебного разбирательства и, соответственно, отразиться на страницах «Календаря». Что же касается «common violence», «где мужчины и женщины примерно в равной степени инициируют и совершают… формы насилия в отношении друг друга»[293], то говорить о гендерной симметрии в традиционном обществе XVIII столетия не представляется возможным, но отдельные эпизоды все же оказались запечатлены в криминальной хронике.

Одно из возможных объяснений – это бесправие женщины в семье, другая причина кроется в том факте, что муж часто становился жертвой жены и ее любовника. Гернет отмечал, что стабильная семья играет для женщины роль сдерживающего от правонарушения фактора, а семейные конфликты имеют криминогенное значение. Классическим мотивом насильственных преступлений чаще всего выступает стремление избавиться от потерпевшего, либо желание отомстить ему за его поступки. «Библия преступного мира» богата примерами, живописующими низость человеческого духа, но даже на этом малоприятном фоне особняком стоит история некоей Кэтрин Хэйес. Развращенная в пятнадцатилетнем возрасте офицерами, она вышла замуж против воли своего свекра, и переехала с супругом в Лондон, где он открыл магазин свечей и начал заниматься ростовщичеством, через несколько лет сколотив солидное состояние. К сожалению, улучшение материального положения не повлияло на вздорный характер Кэтрин, и с годами ее отношение к мужу стало крайне нетерпимым. По свидетельствам соседей, она неоднократно заявляла, что «убийство супруга не больший грех, чем убийство собаки»[294]. После того, как они переехали в новый дом, мистер Хэйес решил сдавать комнаты, и это решение стало для него роковым. Среди его жильцов были некие Биллингс и Вуд, которых Кэтрин и подговорила совершить злодеяние. В ходе совместного застолья жертву в состояния сильного опьянения оглушили несколькими ударами, затем отрезали голову, выбросили ее в Темзу, а потом расчленили тело и утопили его в пруду.

Следственный процесс был долгим, и по ходу его Кэтрин демонстрировала изощренную изобретательность, запутывая следствие, и незаурядные артистические способности, целуя голову и восклицая «О, мой бедный супруг!», и возводила на него клевету, заявив, что он ей изменял и уехал с любовницей в Португалию. Даже оказавшись в камере Ньюгейте, она не признавала свою вину и рассказывала сокамерникам, что уверена в оправдательном приговоре. Учитывая тяжесть преступного деяния, ее приговорили к сожжению за «убийство лица, которому она обязана верностью («petit treason»). Во время казни палач, державший веревку для удушения, случайно (?) выпустил ее, и Кэтрин сгорела заживо, что, по мнению многочисленных зрителей, было заслуженным наказанием за чудовищное по своей жестокости преступление.

Кэтрин Хэйес [295]

Очевидно, что Кэтрин действовала не спонтанно под воздействием эмоций, так как в многостраничном описании ее дела более всего поражает то, как хладнокровно и артистически она водила за нос следствие, их чего можно сделать вывод об обладании ей незаурядным вероятностным прогнозированием. Это подтверждает и полное отсутствие угрызений совести за совершенное преступление и чувства вины. Пример Кэтрин опровергает точку зрения, что насилие в семье, совершаемое женщинами, – проблема исключительно самозащиты женщин от агрессивных доминирующих мужчин, и укладывается в концепцию «common violence», доказывая, что «женщины в совершении насилия движимы теми же мотивами, что и мужчины, среди которых, помимо самозащиты, присутствуют и злость, и ревность, и корысть, и депрессия, и неадекватные навыки коммуникации, и раздражительность, и желание контролировать партнера, и посттравматическое стрессовое расстройство, и депрессия и т-д.»[296]

«Весьма характерным является тот факт, что лишение жизни в состоянии крайнего раздражения, под влиянием минутного импульса гнев, каким являются непреднамеренное нанесение смертельных ран и непредумышленное убийство, для женщины оказываются несравненно более трудными, чем другие виды убийства. «Средняя женщина», благодаря своему изолированному положению у семейного очага, имеет меньше поводов к яростным вспышкам, чем мужчина… Предумышленное убийство предполагает отсутствие борьбы со стороны жертвы и поэтому легче для слабейшего физически пола»[297]. Так, Мэри Эдмундсон, казалось, до мелочей продумала, план убийства своей тети. Когда торговка устрицами услышала крики, доносящиеся из дома, то, войдя в него, она обнаружила труп женщины с перерезанным горлом и бьющуюся в истерике девушку. По ее словам, ее тетя стала жертвой четырех взломщиков, которые ворвались в дом с целью ограбления. Но в ходе следствия у Мэри обнаружили порезы на руках и ее заподозрили в умышленном убийстве. В пользу этой версии говорило и то обстоятельство, что якобы украденные вещи, список которых составила Мэри, были обнаружены спрятанными в тайнике под полом. Ее препроводили в тюрьму в Саутворке, откуда она написала письмо родителям и приходскому священнику, выразив раскаяние в совершенном преступлении. Перед казнью 2 апреля 1759 г. она выпила вина и в состояния опьянения громогласно заявила о невиновности[298].

Сара Малкольм происходила из состоятельной семьи, но после того как ее отец разорился, вынуждена была зарабатывать на жизнь самостоятельно. Она была прачкой и была вхожа во многие дома, пользуясь доверием хозяев. Одной из ее клиенток была Лидия Дункан, 80-летняя состоятельная дама. Сара сделала дубликат ключа от двери ее дома, проникла туда ночью и убила пожилую леди и двух служанок. Сара стала главной подозреваемой по делу об убийстве, ее препроводили в Ньюгейт, где она потребовала у надзирателя разместить ее в отдельной камере. Вымогательство у узников было распространенным явлением, но Саре не повезло вдвойне. Надзиратель Джон оказался честным человеком, и изъял обнаруженные у нее деньги в размере восемнадцати гиней и пяти крон, опечатал их, чтобы в ходе судебного процесса вышеупомянутая сумма стала доказательством обвинения. На суде она заявила, что у нее были сообщники, которые и совершили убийство, билась в конвульсиях и изображала обмороки. Но представление не возымело успеха, и 7 мая 1733 г. ее повесили. Вину Сары усугубляло и то, что она была католичкой, что мнению окружающих, было равносильно полному отсутствию религиозных принципов[299].

Как отмечал М. Гернет, в отравлении (направленном преимущественно против родных) женщина берет даже верх над мужчиной; это преступление вытекает из ее семейного положения, ее подчиненности и коварной мстительности как слабейшего существа»[300]. Отравление, несомненно, занимало первые позиции в «рейтинге» способов избавления от надоевших родственников. Элизабет Мэйсон, сирота, работавшая служанкой у своей крестной, купила