Другой мир. Союз трех - Максим Шаттам

сохранить частичку сознания и бесконечно парить над бездной. Мэтт остался Мэттом, вот и все.

Да и этого, честно говоря, уже было слишком много. Он предпочел бы ничего не понимать, стать никем, ибо бесконечно долго ждать, утратив способность думать, было для него мучительно. Нетерпение. Вот то состояние, в котором он пребывал. Нетерпение – явное и нарастающее.

Потом раздались голоса.

Шепот.

Далеко и одновременно близко, рядом с ним. Далеко, поскольку казалось, что они поднимаются из бездны, и близко, ибо Мэтт слышал, как они отдаются эхом в его душе.

Голоса повторяли одно и то же. Подобно бесчисленным отголоскам эха, рождающим невыносимый шум, голоса повторяли одну фразу. Мэтту удалось разобрать слова: «Приди ко мне!»

Потом голоса зазвучали немного четче: «Вместе мы сможем все. Если мы объединимся, мир станет нашим».

«Приди ко мне».

Мэтт понял: во мраке кто-то есть. Какое-то огромное существо находилось совсем рядом. И по мере его приближения появилась дрожь, становившаяся все более невыносимой; как будто дрожала сама душа. Он чувствовал только эту дрожь. Существо было повсюду. Мэтт задыхался, но ничего не мог поделать. Он понял, что существо обладает такой невероятной угнетающей силой и властью, какими обладает только сам дьявол. Однако он понял также, что это всего лишь его фантазия, – во тьме он никого не различал. И все-таки Мэтт догадался: это не дьявол, что-то более глубинное, более древнее.

Более ужасное.

И вдруг совсем рядом зазвучал могущественный голос: «Я – Ропероден, Мэтт. Приди ко мне».

Часть вторая

Остров пэнов

15

Странная кома

Сначала заболел живот. Потом горло и голова. Дикая головная боль, обычно остающаяся после страшных снов, наполненных беспокойными образами. Затем стало холодно. И снова тепло. Жарко. Почти как в бреду. Ненадолго приходя в сознание, он различал свет солнца. Потом ощущал дождь. И снова проваливался в ночь.

Вдалеке выли волки – во всяком случае, точно не бродячие собаки.

Мэтт разгадал сложное послание, отправленное ему. Во всем тело… чувствовалась боль. И вновь стали звучать голоса. Разные. И тут Мэтт понял, что это не те голоса, которые он слышал прежде. Теперь они доносились сквозь свет. Более приветливые и мягкие.

Говорили о нем.

Он снова провалился в сон.

Надолго.

Потом ему показалось, что он снова пришел в себя и открыл глаза, но только на мгновение, которое тут же превратилось в мимолетное воспоминание. Ему стало тепло, комфортно, захотелось есть. Потом чувства опять исчезли.

Он спал очень долго.

Тело понемногу слабело. Его мышцы становились мягче, постепенно таяли.

Солнце на небе сменяло луну. И наоборот. Так быстро, словно ночь и день длились лишь миг.

Вскоре Мэтт уже весь состоял только из воспоминаний: приятный свет, текущая в рот струйка воды, немного пищи. Иногда его, как лунатика, отводили в соседнее помещение, похожее на бездонный колодец, в глубине которого он каждый раз, как ему казалось, терялся. Его движения были автоматическими, он их не контролировал. Затем Мэтт снова возвращался в ту приятную комнату… в постель! Теперь он жил в большой мягкой кровати! Со временем ему удалось разглядеть два окна. Свет проникал в них, просачиваясь через занавески из органди персикового цвета. Стены в комнате были светло-желтыми.

По-прежнему менялись дни и ночи.

Мэтт решил запоминать. Людей, их хрупкие голоса. Склонившиеся над ним силуэты. Они говорили о чем-то, чего он не мог понять.

Тело его становилось все слабее. Любое движение отнимало силы и изнуряло, и тогда мальчик сразу же проваливался в долгое и глубокое забытье.

Будучи всего-навсего безвольным свидетелем происходящего, Мэтт отдался бесконечной череде полупробуждений и снов; он как будто находился на плоту, который несло сквозь море времени, вдали от цивилизаций и суеты. Он привык к этому состоянию и еще долго мог бы пребывать в нем, если бы однажды в комнате не появился ангел.

В тот день Мэтт приоткрыл глаза и кое-как различил фигуру с длинными белыми волосами, слегка отливавшими рыжиной. Мальчик постарался сосредоточиться и разглядеть силуэт, маячивший сквозь пелену тумана.

И тогда Мэтт увидел ее.

Девушку лет пятнадцати с высокими скулами, розовыми губами и изящным носиком; она сидела на стуле, и ее фигура была восхитительно стройной. Прекрасная, как цветок в первые весенние дни, гордящийся своими лепестками теплых, живых оттенков, заботливая и добрая. Ее нежный голос смягчил пробуждение Мэтта:

– Так, значит, все, что про тебя говорили, – неправда?

Мэтту показалась, что она произносит слова нараспев, ее голос был приятным, а интонации мягкими.

– Ты ведь не в коме, правда? Ты слышишь меня?

Она улыбнулась, и по ее лицу разбежались веснушки. Мэтт пожелал, чтобы эта девушка стала его небом, его звездами… особенно ее глаза, он хотел видеть их над собой каждое мгновение.

Что же с ним случилось? Почему она спросила про кому? Где он сейчас? Что это за дом?

– Я же вижу, что ты меня слышишь! – засмеялась она.

За окнами с прозрачными занавесками сияло солнце. Потолок в комнате был бесконечно высок. Чистый толстый ковер устилал пол, обстановку дополняла деревянная белая мебель; освещавшие комнату солнечные лучи создавали ощущение волшебства, совсем как в любимом Мэттом «Властелине Колец». Он словно попал в Ривенделл.

– Я… я… – попытался сказать он.

Его голос сорвался: в горле пересохло. Девушка протянула ему стакан воды, и он залпом его выпил.

– Ты на острове Кармайкла, по крайней мере на том, что от него осталось. Я – Эмбер.

Эмбер… даже в ее имени было что-то магическое. Мэтт попытался встать, но силы покинули его, и он упал на подушки. На него нахлынула волна усталости, и, проваливаясь в мягкий сон, он успел сказать только:

– Эмбер… будь моим небом…

Когда Мэтт снова открыл глаза, то удивился, что все еще лежит в той же комнате. Значит, происходящее с ним не было фантазией.

А Эмбер? Существует ли она на самом деле? Он вспомнил свои слова и покраснел от смущения. Он бредил! Иначе и не скажешь.

В глубине комнаты отворилась дверь, и в нее вошли два мальчика. Мэтт дал им на вид тринадцать и шестнадцать лет. Первый, маленький и беловолосый, был одет в светлую чистую рубашку, и – о чудо! – на голове у него красовался цилиндр: такие Мэтт видел только у фокусников, вытаскивавших оттуда кроликов и голубей. Другой был точной копией первого, но повыше ростом – наверняка старший брат, одетый не так странно.

– Она права, его состояние изменилось, – произнес младший.

– Точно, глаза не