Темные тайны - Джинни Майерс Сэйн

Я не встречаюсь с ней взглядом. Я занята пересчитыванием крошечных розовых цветочков на белой скатерти.

Лапочка вздыхает:

– Наверное, тебе слишком тяжело находиться здесь этим летом.

Я вскидываю голову:

– Нет, мне надо быть тут.

– Тогда тебе нужно быть со мной откровенной. – Голос Лапочки твердый, но все равно такой привычный и мягкий, как старый розовый халат, окутывающий мои плечи. – Ты ведь постоянно видишь Элору, не так ли?

Бессмысленно продолжать лгать, поэтому я киваю.

Лапочка откидывается на спинку стула.

– Расскажи мне об этом, – просит она. И внезапно мне хочется это сделать.

– Не то чтобы я вижу ее со стороны. Я – это она. – Я ищу подходящие слова, чтобы объяснить. – Мне кажется, что я вижу то, что видела Элора в ту ночь, но это просто фрагменты и обрывки. Я не могу извлечь из них никакого смысла.

– Как давно это продолжается?

– Недавно.

– С тех пор, как ты приехала сюда?

Я качаю головой:

– Это началось раньше.

– Ох, Грей. – Лапочка касается моей руки. – Почему ты мне не сказала?

– Я не была уверена и не хотела, чтобы это было правдой, надеялась, что все пройдет.

– Ясновидение – способность видеть за пределами сознания. Твоя прабабка была ясновидящей. Порой она не могла точно сказать, видит она то, что было, или то, что только будет.

– У тебя это тоже так? – спрашиваю я.

– Нет. Я – медиум, а не провидица. Передаю информацию от тех, кто отошел в мир иной. Это – все, что я умею делать. Я знаю только то, чем решили поделиться со мной духи. А ясновидцы… Им известно то, что происходило в прошлом или случится в будущем.

Дождь стучит по крыше, и слышится долгий, низкий рокот грома.

– Я не хочу всего знать.

– Ты можешь это игнорировать, однако это не прекратит видения. – Лапочка отпивает чаю. – Наши дарования – тяжелое бремя.

– Кажется, это скорее проклятие, чем дар, – бормочу я.

– Трудно идти и жить с этим, ты не похож на нормальных людей, нет никакой инструкции, как пользоваться способностями. – Лапочка бросает взгляд на фоторамку на стене. На ту, в которой фотография нас с мамой. – Порой очень трудно, и многие не выдерживают.

Я хочу спросить, какое это имеет отношение к моей матери, но вряд ли она мне ответит.

– У меня раньше не было такого дара, – произношу я. – Почему сейчас?

– Он всегда у тебя был, Сахарная Пчелка. – Лапочка улыбается. – У каждого здесь есть дар. Просто некоторым людям легче развивать свои способности. Это как с пением, каждый рождается с возможностью научиться петь, однако не все поступают в церковный хор.

– Тогда почему он проявился только сейчас?

– Ты хочешь выяснить, что случилось с Элорой. Порой, когда основные органы чувств нас подводят, нам приходится полагаться на те дарования, которые были спрятаны глубоко внутри нас. – Лапочка сжимает мою руку. – Меня это не удивляет. Вы с ней всегда были тесно связаны.

Боль переливается во мне через край.

– Так, как раньше, уже не было, наши отношения изменились. – Я проглатываю ком в горле. – Прошлым летом кое-что произошло.

Лапочка качает головой.

– Отношения между родственными душами магнетические, – замечает она. – Это раскаленная добела энергия. Притяжение и отталкивание. Они могут быть взрывными, порой даже опасными.

Я слышала все это раньше, но не прерываю ее.

– Порой события принимают слишком крутой оборот, и кто-то из вас может не справиться. Поэтому один убегает или отталкивает другого, но вы не можете долго находиться врозь. Родственные души всегда будут ощущать сильную тягу друг к другу. Вам с Элорой было предначертано судьбой находиться вместе. Вы – две половинки одного целого. Два огонька…

– Зажженные от одной спички, – произношу я, и Лапочка кивает.

По моим щекам текут горячие слезы, я смахиваю их и отчаянно моргаю, но не могу остановить этот поток.

– Я не знаю, как мне жить без нее.

– Элора по-прежнему с тобой, Грей. – Лапочка подается ко мне. – Независимо от того, мертва она или жива, Элора – часть тебя. Не забывай это.

Когда я ничего не отвечаю, Лапочка предлагает мне перекусить перед сном, но я отказываюсь:

– Мне просто надо лечь спать.

Я встаю, чтобы уйти, но она кладет руку мне на плечо.

– Сильную способность не нужно бояться, Сахарная Пчелка, но к ней нужно относиться внимательно.

Сначала я не очень понимаю, что Лапочка имеет в виду, но потом вспоминаю слова Серы.

У твоей мамы был мощный дар.

Я чувствую загнанный взгляд моей матери, однако не разрешаю себе посмотреть в ее сторону.

– Твои способности не должны изменить тебя, – предостерегает Лапочка, собирая кружки и относя их в мойку. – Это важно помнить.

В своей комнате я задерживаюсь около окна, чтобы вглядеться во тьму, но никто не смотрит на меня сквозь проливной дождь.

Колокольчики Евы громко и отчетливо звенят, несмотря на бурю. Они звякают и лязгают друг о друга с дикой яростью, которая несется сквозь воду и ветер. Даже непрестанный грохот грома не заглушает их странную музыку.

Я вытаскиваю из кармана испачканную кровью медаль Кейса и заворачиваю ее в носовой платок. Я должна ее кому-то отдать, наверное, шерифу. И я это сделаю в ближайшее время. Я думаю, что монета со святым Себастьяном – подтверждение того, о чем постоянно говорит Харт. Кейс – тот человек, которого боится Элора, именно он гонится за ней сквозь дождь во внезапных видениях, которые я вижу.

Теперь этого нельзя отрицать.

Убив Элору, Кейс забрал свою медаль, когда она лежала около его ног мертвая. Или умирающая.

Как святой Себастьян оказался в сарае у Лапочки?

Если у меня такие сильные способности, почему я не знаю ответа на данный вопрос?

Я убираю медаль в ящик с нижним бельем, и мои пальцы нащупывают уголок рисунка Серы. Я разворачиваю бумагу, забираюсь на стеганое одеяло, сажусь, поджав под себя ноги, и внимательно рассматриваю изображение.

Большой черный сундук, который пропал из сарая.

Я вспоминаю, как когда-то в нем пряталась, и понимаю, что сундук как раз подходящего размера для того, чтобы вместить тело.

Заставить девушку исчезнуть. Как по волшебству.

Комната начинает кружиться. Я представляю, как Кейс заталкивает длинные ноги Элоры в этот черный сундук и закрывает крышку. Я прячу рисунок обратно в ящик, затем бегу в ванную комнату и падаю на колени перед унитазом. Мой желудок содрогается, но это только спазмы. Меня лихорадит, лицо пылает, поэтому я сворачиваюсь клубочком на резиновом коврике и прижимаюсь щекой к гладким и прохладным плиткам на полу.

Видимо, я вскоре засыпаю, потому что, когда вновь открываю глаза, вокруг царит