Темные тайны - Джинни Майерс Сэйн

class="p1">Мы шестеро сидим вокруг костра, Мэки играет на гитаре, а остальные раскачиваются в такт музыке, но никто не подпевает. Харт угрюмый и слишком много пьет. Мы с Серой сидим на шершавой деревянной скамье, между нами втиснулась Ева, и наблюдаем, как языки пламени меняют цвет. Я постоянно оглядываю темноту, в поисках горящих глаз.

Когда Ева куда-то на минуту отлучается, я поворачиваюсь к Сере.

– Я беспокоюсь за нее, – произношу я. – За Еву, с ней что-то происходит. – Сандр перестает тыкать палкой в горящие бревна и прислушивается.

Сера кивает. Ее прекрасные волосы сегодня вечером распущены и ниспадают длинными, сверкающими волнами. Она расчесывает их пальцами.

– В этом году Еве много всего пришлось пережить, с ней все будет хорошо.

– Мы все пережили много плохого в этом году, – замечает Мэки с другой стороны костра.

– Я выпью за это, – добавляет Сера и поднимает свой пластиковый стаканчик, задирает лицо к звездам. – Пью за Элору.

Мы все киваем, бормочем: «За Элору» и поднимаем свои стаканчики. Харт прикуривает сигарету и поворачивается лицом к темноте. Плачет ли он?

Позднее, уже вернувшись домой, прежде чем лечь спать под стеганое одеяло, я опять стою у окна спальни, но ничего не происходит, чужак не появляется.

И на следующую ночь все повторяется, и еще через день. Я не успеваю оглянуться, как на влажной жаре пролетают две недели.

Элора так и не нашлась.

Моя надежда угасает, ком отчаяния в горле ощущается все тяжелее с каждым днем.

Харт продолжает наблюдать. Кейс держится на расстоянии. А Ева мастерит новые музыкальные колокольчики. Сера по-креольски шепчется с Сандром больше обычного, а Мэки изо всех сил старается делать вид, будто все нормально.

И каждую ночь я сижу у окна, высматривая таинственного незнакомца, который больше не появился. Цветочная луна убывает, но никакого ругару я не видела.

Хотя, когда удается уснуть, мне снятся дикие голубые глаза. И даже когда бодрствую, я не могу избавиться от ощущения, что кто-то или что-то следит за мной. Когда нахожусь на улице, ощущаю это особенно сильно, я быстро оборачиваюсь, уверенная, что незнакомец будет стоять за моей спиной и прожигать меня огненно-ледяными глазами. Но позади только бесконечное болото.

У меня продолжаются видения, связанные с Элорой. Они возникают все чаще и чаще, берутся словно из ниоткуда, а когда прекращаются, мне становится так холодно, словно я вместе с ней сражалась с ветром, водой и грязью. Ужас! Когда видения проходят, я поднимаю взгляд и замечаю наблюдающую за мной Лапочку.

Но я по-прежнему не знаю, от кого бежит Элора и чем это все кончается.

Поэтому к середине июня я так же мало знаю о том, что произошло с моей родственной душой, как и в то первое утро, когда я сошла с почтового пароходика.

Мы с Элорой родились 16 июня. Через два дня нам исполнится семнадцать лет. Впрочем, до сих пор никто не упомянул о моем дне рождения. О нашем дне рождения. И меня это вполне устраивает. Мысль о том, чтобы задувать свечи в одиночестве, вызывает такую сильную боль в моей груди, словно весь воздух выкачали из легких.

Лапочка посылает меня в сарай, потому что ей нужен удлинитель для гималайской соляной лампы, которую она хочет выставить на витрине магазина.

Подойдя к сараю, я вижу, что его дверь приоткрыта и белая краска дощатого настила запачкана следами ботинок, напоминающими мне грязевой след, который оставила змея, окончившая свою жизнь на остроге. И мне становится не по себе. Я понимаю, что кто-то побывал в нашем хранилище, может быть, даже сейчас находится там.

Затаив дыхание, я крадусь к сараю, приблизившись к дверной щели, вижу, что кто-то ползает внутри на четвереньках, выискивая что-то на пыльном полу. С моей позиции мне заметны только джинсы и поношенная пара ботинок. Это может быть кто угодно из нашего прихода Плакеминс.

Но потом вижу рыжие волосы.

– Блин! – Это слово произнесено низким голосом, похожим на рычание. Что бы там ни искал Кейс, можно догадаться, что он этого не нашел.

Я разворачиваюсь, быстро и тихо возвращаюсь обратно в кухню. Сахарок лежит на своей подстилке в углу и храпит. Хороший сторож! Если бы Кейс захотел, он мог спокойно обворовать нас.

Я чуть отвожу занавеску, наблюдая за тем, что происходит в сарае. Уже через несколько минут Кейс крадучись выходит из него. Осторожно закрывает за собой дверь, затем спрыгивает с дощатого настила и удаляется через грязь в направлении своего дома.

Мне вспоминается то лето, когда нам всем было по двенадцать лет. Кейс учил нас с Элорой играть в бейсбол. Он тихонько подкрадывается к ней сзади с широкой улыбкой на лице и, обхватив ее за талию, показывает, как держать биту. Я уже тогда завидовала Элоре, той легкости, с какой она флиртовала.

Вскоре Элора отбила первую подачу Кейса. И вот тогда до меня дошло.

Бам!

Звук биты, отбивающей мяч.

Они уже тогда тянулись друг к другу. Впрочем, я не ожидала, что все так сложится.

Подождав минуту, я направляюсь к сараю. Оставляю дверь широко открытой, чтобы впустить побольше света, и, встав на четвереньки, начинаю шарить на полу. Как это делал Кейс. Я ищу в углах, под коробками, но ничего не нахожу, поэтому забираю удлинитель для Лапочки и закрываю за собой дверь.

Я бросаю удлинитель на кухонный стол и снова выхожу наружу, чтобы натянуть сапоги. Спускаюсь по деревянным ступенькам в мокрую траву и чувствую знакомое хлюпанье грязи под ногами.

Я не нашла никаких ответов в темных углах сарая, но, может, обнаружу что-нибудь в том месте, где в последний раз видели Элору. Там, у протоки Лайл.

Между дощатым настилом Ла-Кашетта, возвыщающемся над жидкой грязью реки, и обширными заболоченными землями, лежащими за ним, есть длинная, узкая полоска твердой суши. Протока Лайл протекает прямо за ней, такой себе водный путь. Слишком узкий и мелкий для навигации, даже на каяке или пироге. В детстве мы часто там играли. Перепрыгивали через воду и гонялись друг за другом. Этим летом я избегала походов на то место, где пропала Элора. Сегодня вечером это место словно зовет меня.

Раньше путь туда казался долгим, но сейчас мне требуется менее десяти минут, чтобы преодолеть это расстояние. Меня окружают тоненькие деревца, кое-где виднеются островки высокой травы, выброшенные на свалку вещи: старая сушилка для белья с почти оторванной дверцей, гниющее кресло и прицеп без колес.

Здесь они находились в ту ночь.

Я озираюсь, и меня опять охватывает то