Темные тайны - Джинни Майерс Сэйн

на болотах полно места, где можно затаиться, чтобы тебя не беспокоили, если тебе нравится такая жизнь.

Я киваю и убираю чистые столовые приборы в ящик буфета, но я не могу забыть те огненные, ледяные глаза.

– Ты помнишь, что завтра день твоего рождения? – произносит Лапочка через несколько минут. – Может, нам уехать? Попросить Бернадетту приглядеть за магазином. Взять с собой Еву и Серу…

– Я не хочу ничего затевать.

– Понимаю, тебе тяжело, – продолжает она. – Но все-таки это день твоего рождения. Ты заслуживаешь…

– В этом году он отменяется.

Вероятно, навсегда.

Лапочка вздыхает:

– Ты уверена, что хочешь именно этого, Сахарная Пчелка?

– Да, – киваю я. – Уверена.

Лапочка отворачивается обратно к мойке. Она отжимает мокрую тряпку и стирает крошки с кухонной стойки.

– Это может быть подходящим днем, чтобы вспомнить Элору, ваши особые отношения. Почтить ее.

– Почтить ее память?

– Это могло бы помочь, возможно, тебе станет легче.

– Мне не это неважно, я хочу знать, где она.

Я ухожу в свою комнату и ложусь на кровать. Мой разум снова возвращается к рисунку Сандра. Étranger. Незнакомец без лица.

Кто-то, кого мы не знаем.

Это мог быть Зейл. Он может быть чужаком. А если это Демпси Фонтено, который вернулся домой, чтобы похитить еще одну Летнюю девочку? Или Кейс? Я представляю его знакомые черты, искаженные гневом и ревностью.

Или Мэки. Харт. Ева. Сера. Сандр.

У всех свои темные секреты.

А если чужак – это сама Элора? Насколько хорошо я знаю свою лучшую подругу?

У меня ведь тоже есть секреты.

Я пробыла дома, без Элоры, чуть более двух недель и уже чувствую, что меняюсь. Таю секреты от Харта и от Лапочки, рассказываю им полуправду. И даже не могу объяснить, почему.

Я слышу, как наверху, в ванной комнате шумит душ, поэтому направляюсь в кухню, чтобы выпить молока. Я не позволяю себе смотреть на фотографию, на которой мы с мамой. Вместо этого иду к окну и приоткрываю занавеску, чтобы выглянуть в ночь.

Я вижу сарай и опять думаю о Кейсе, который ползал там на четвереньках.

Я беру фонарь и выхожу через заднюю дверь во двор, из-за того, что поднялся очень сильный ветер, колокольчики Евы оглушительно звенят.

Такое ощущение, будто надвигается гроза.

Я толкаю дверь сарая, затем на четвереньках обшариваю лучом пол. Шершавый, деревянный пол царапает мне ладони и коленки, но я упорно продолжаю искать. Вчера я здесь ничего не нашла, но сейчас интуиция подсказывает мне продолжать поиски.

Я проверяю каждый затянутый паутиной угол и заглядываю под каждую коробку, уже собираюсь сдаться, когда луч моего фонарика выхватывает нечто блестящее и застрявшее в щели меду двумя половицами. Я поддеваю это ногтем, но вытащить не удается.

Из ящика с инструментами на верстаке я достаю отвертку и используя ее как рычаг. И вскоре достаю этот предмет.

Я кладу его на ладонь, и фонарик освещает маленький серебряный кружок.

На меня взирает святой Себастьян, святой покровитель спортсменов.

Талисман Элоры.

Тот, что она носила в кармане каждый день с тех пор, как нам исполнилось двенадцать лет.

Моя рука начинает дрожать, и от этого мне трудно перевернуть медаль другой стороной, но я должна. Я должна знать. Знать наверняка.

А на обратной стороне выгравировано имя Кейса, но не от имени у меня замирает сердце. Причина – в темно-красном засохшем пятне на имени.

Я роняю медаль святого Себастьяна, словно она объята пламенем.

Мне хочется закричать, но я не могу вымолвить ни слова. Мне не хватает воздуха в сарае. Я неподвижно стою, а около моих ног, в лучах света от фонарика, лежит маленькая серебряная медаль. Словно на нее наведен прожектор.

Я заставляю себя поднять ее, подавив тошноту, опускаю медаль в карман и выхожу на дощатую дорожку, делаю несколько шагов по направлению к дому.

Вспышка молнии. Глухой рокот грома. Тучи быстро несутся по черному небу, и колокольчики Евы яростно звенят в ночи.

Они словно говорят мне, что я не одна в темноте. Что-то движется сквозь кипарисовые заросли, шелестит в высокой траве.

Я чувствую, как оно приближается.

Дышит. Ждет. И следит за мной.

Мне нужно скрыться за кухонной дверью, до нее всего несколько футов, но не могу заставить свои ноги сдвинуться с места.

Еще одна вспышка молнии, ночь превращается в день, и я четко вижу его.

Зейл стоит на открытом пространстве, а вокруг него собирается буря. Он без обуви и без рубашки, его светлые волосы развеваются на ветру.

Когда он поднимает руки к небу, новая яркая молния раскалывает небо. Я ощущаю волны электрического заряда, мое тело дрожит от этой мощи.

Зейл находится от меня, по меньшей мере, в пятидесяти ярдах, но мне кажется, что он шепчет мое имя.

И оно звучит, как шторм в океане.

* * *

Я не могу позволить ему отыскать меня, падаю в воду посреди бури, посреди протоки Лайл. Половина моего лица скрыта под водой, и я вонзаюсь пальцами рук и ног в ил, чтобы меня не снесло течением.

11

Раздается сильнейший удар грома, такой оглушительный, что под моими ногами сотрясается дощатый настил. И в следующий момент Лапочка хватает меня за руки и втягивает в ярко освещенную кухню. Когда она закрывает за нами дверь, громадными барабанящими каплями обрушивается дождь. Гром сотрясает окна, и молния вспыхивает по всему байу артиллерийским огнем. Сахарок в страхе забирается под табурет.

– Грей! – Лапочка охватывает мое лицо ладонями. – Что ты там делала в такую погоду? – Я слишком сильно дрожу, чтобы ответить. – Ты же должна понимать…

Моего прапрадеда убило электричеством. Он искал убежища от грозы в незапертой церкви, но молния все равно настигла его. Лапочка утверждает, что молния охотится на нас. Мы должны быть сверхосторожны.

Она снимает с себя халат и оборачивает мои плечи, потом сажает меня на стул перед маленьким кухонным столом и готовит мне травяной чай. Я беру дымящуюся кружку, а Лапочка садится напротив меня.

После нескольких глотков ромашкового чая с лимоном я уже могу говорить.

– Ты его видела?

Она смотрит на меня со странным выражением.

– Кого, Сахарная Пчелка?

– Мне показалось, будто я кого-то заметила. В темноте.

Лапочка встает и идет к окну, вглядывается в ночь и возвращается к столу, качая головой.

– Не представляю, чтобы кто-нибудь гулял, когда надвигается сильная буря.

Несколько минут она сидит напротив меня в ночной рубашке, наблюдая, как я прихлебываю чай, наконец говорит:

– Неприятности всегда сложнее, когда переживаешь их в одиночку,