Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо - Герд Шверхофф

понять: «Вот, рот, который я вижу там, проклял, осквернил и оплевал моего дорогого Господа Иисуса Христа, искупившего меня своей драгоценной кровью, по всем субботам молился и проклинал перед (своим) Богом, чтобы я, моя жена, мои дети и все христиане были зарезаны и несчастно погибли»[228].

Суждение Лютера о евреях, которое в Новое время было более влиятельным, чем почти любого другого богослова, до сих пор является предметом горячих споров, в том числе ввиду того факта, что в более ранних работах он выражался гораздо сдержаннее. Тем более поразительна чрезмерная полемика его поздних сочинений, которая местами выходила за рамки распространенного со Средних веков антииудаизма и имела черты «проторасистских» взглядов[229]. В нашем контексте должны быть подчеркнуты параллели между евреями и другими «вражескими группами». Мартин Лютер, как никто другой, использовал обвинение в богохульстве для того, чтобы заклеймить и демонизировать самых разных противников – будь то папа и паписты, анабаптисты и спиритуалы или мятежные крестьяне (см. главу 11). Евреи, особенно для позднего Лютера, вписывались в мир, населенный многочисленными врагами, которые, хотя и были весьма разных мастей, отличались одними и теми же дьявольскими качествами и, соответственно, разоблачались. Это также выражено в памфлете, который он написал непосредственно после обсуждения еврейского сочинения «О Шем Хамфораш и происхождение Христа», где Лютер касается, среди прочего, антихристианской полемики «Толедот Йешу», отрывки из которой он заимствовал из книги картезианского монаха XIV века Порхета Сальватика[230]. Кульминацией работы является толкование Лютером «Юдензау» («Еврейской свиноматки»), высеченной на камне в Виттенберге. Она установлена ученым, честным человеком, чтобы разоблачить ложь евреев. Человек позади свиноматки, который поднимает ее хвост и заглядывает ей в задний проход, должен изображать раввина: он «с большим усердием вглядывался в Талмуд под задницей у свиноматки, как будто хотел прочитать что-то… особенное». Это не что иное, как грязь, которой дьявол одурманивает своих последователей и с помощью которой он заставляет их «дурачиться, лгать, богохульствовать, даже проклинать» Бога и все, что есть божественное[231].

С этих строк Лютера начинается дальнейшая национальная карьера виттенбергского «Юдензау». В конце века виттенбергский гебраист Лаврентий Фабрициус в своей книге посвятил большую главу происхождению и значению рельефа «Юдензау» на приходской церкви, а оттуда этот мотив можно проследить в различных трактатах европейских ученых[232]. Однако антиеврейской эмблемой par excellence нужно признать «Юдензау» во Франкфурте, которое было выгравировано на дереве в самых разнообразных вариациях, сочетаниях и контекстах и – обогащенное насмешливыми стихами – воспроизводилось, как правило, вместе с изображением замученного Симона Тридентского[233]. Вероятно, именно благодаря популярности этих изображений слова «юдензау» и «зауюде» до недавнего времени были общеупотребительными оскорблениями. Но помимо мотива юдензау, богохульства и другие проступки евреев обличались и в других жанрах памфлетов, например в издании «Der Juden Ehrbarkeit» («О чести евреев») 1571 года. На его обложке изображены три демонические фигуры, конечно же, со свиньей, а текст – плохо зарифмованный – неизбежно намекает на богохульства евреев: «Здесь вы видите, как евреи танцуют, / их богохульство и финансы, / как они плюют на Сына Божия, / проклинают всех христиан»[234].

Реформация, как уже теперь доподлинно известно, отнюдь не означала разрыва со старыми антииудейскими представлениями. Напротив, стереотип о богохульных евреях процветал и распространялся как среди протестантов, так и среди католиков[235] в самых разных изданиях. Характерным примером тому была диатриба, впервые опубликованная в 1614 году новообращенным из Нёрдлингена Самуэлем Фридрихом Бренцем под многозначительным названием: «Еврейские полосатые змеиные шкуры. Это тщательное раскрытие осуждения всех богохульств и лжи, использованных ядовитыми еврейскими змеями и гадюками против благочестивого невинного Христа Иисуса…» («Jüdischer abgestreifter Schlangenbalg. Das ist: Gründliche Entdeckung von der Verwerffung aller Lästerung und Lügen / derer sich das giftige jüdische Schlangengeziefer und Otterngezücht / wider den frommen / unschuldigen Christum Jesum… gebrauchen»). Бренц для своей протестантской аудитории систематически перечисляет богохульства, оскорбления, осквернения и ритуальные проклятия в адрес Христа, Марии и христианских властей. Название, очевидно, показалось настолько многообещающим, что книга была переиздана несколько раз. Более того, почти сто лет спустя анонимный автор адаптировал ее для католической аудитории: «Еврейские змеиные шкуры: или… Описание еврейских богохульств, / которые они ежедневно произносят против Господа Христа, / Его благословенной Матери и всех христиан…» («Jüdischer Schlangenbalg: Oder… Beschreibung der Jüdischen Lästerungen / welche sie täglich wider Christo dem Herrn / seiner hochgebenedeiten Mutter und die ganze Christenheit… ausstoßen»). Однако по содержанию эта публикация 1702 года была основана на юридическом заключении, первоначально напечатанном в 1573 году и исходившем от Реформатского совета города Базеля, которое, согласно его названию, представляло собой «подробный отчет… о действиях и церемониях евреев, / ругательствах и проклятиях против Господа нашего Иисуса Христа и его церкви»[236]. Нелегко проследить взаимозависимости в этой путанице, но для наших целей этого и не нужно – лейтмотивом на протяжении длительного периода времени и при всех деноминационных различиях был акцент на еврейских богохульствах. Эти наблюдения, а также другие свидетельства из законодательной и правовой сфер указывают на то, что в начале Нового времени относительный вес обвинений в богохульстве увеличился[237].

Со всей уверенностью можно сказать, что даже в Новое время и в дальнейшем, в течение XIX и XX веков, антииудейские стереотипы едва ли утратили свое значение и вступили в новый синтез с расовым антисемитизмом. Удручает то, насколько старое обвинение в ритуальном убийстве могло снова стать актуальным в 1900 году. Когда в маленьком немецком городке Кониц юный гимназист был найден убитым, подозрения, подогреваемые местными слухами и антисемитской прессой, были направлены против мясника-еврея, оставленного без средств к существованию; жестокие антисемитские беспорядки удалось прекратить только с помощью привлечения военных[238]. Развитие христианских обвинений иудеев в богохульстве пока еще мало исследовано. История молитвы на Страстную пятницу в контексте римской литургии проливает свет на долговечность этой молитвы. С раннего Средневековья в ней формулировались мольбы об обращении еретиков, язычников и иудеев. Заступничество за «неверных иудеев» (pro perfidis Judaeis) обрело свою долговечную каноническую форму в Римском молитвеннике 1570 года, где также была закреплена ритуальная особенность, которая уже давно практиковалась: в отличие от других ходатайств, в случае с евреями коленопреклонение должно быть опущено, «чтобы не возобновлять память о позоре, с которым иудеи в этот час насмехались над Спасителем, преклонив колени»[239]. В последующие века христианам-католикам неоднократно напоминали, таким образом, о якобы архетипических богохульствах иудеев. Еще в 1928 году внутрицерковная попытка смягчить литургический текст провалилась, и он оставался в силе почти без изменений до 1950-х годов. И даже если официальная молитва на Страстную пятницу сегодня имеет другую форму, почти архетипический христианский образ богохульствующих, неверных иудеев продолжает сохраняться и сегодня – не в последнюю