Марта - Светлана Гресь

― Я ноги приставлю, – морщась от пронзительного крика, продолжает снимать украшения Марта.

― Не прикасайся ко мне, а то я сейчас тебе все патлы повыдергиваю! Космы мигом растрепаю!

― Попробуй! Напугала курица псину, излягала всю, – громко рассмеялась прямо в лицо, ткнув ей фигу в самый нос, злорадно повертела, – вот что ты можешь купить в моей лавке на свои паршивые деньги.

От такой неслыханной наглости Вирена лишилась дара речи. Почувствовала, как от дикой ярости, в горле комом застрявшей, стало нечем дышать. Спазмы по лицу волнами прокатились. Задергалось тело в нервных конвульсиях.

― Какая чудасия! О, гляди! Как разморгалась ушами-то, лопоухая наша. Губами-то как зашлепала. А голосу что, нету? Пропал? Надо же! Онемела? Кляпку со рта вытащи, – уткнув руки в боки, покачиваясь на расставленных ногах, головой вперед, – Ой, рожу не корч! Не корчи такую рожу. Неровен час, при ней и останешься! Да не сучи ножками, не дергайся так, глядишь, обломаются! А что, любезная, если хочешь, попляши, ножки уж больно хороши, – захлопала в ладоши.

Вирена от лютой злости, что сковала ее тело, чуть не задыхается. Хватает воздух ртом. Камнем сдавило грудь. До сих пор никто не посмел вести себя с ней таким нахальным, беспардонным образом.

― Дуй не дуй, хоть раздуйся! А хоть тресни, ничего не выдуешь! Что глотку растаращила, ртом ветер не поймаешь! Мои камни, мое золото. Сама носить буду.

Что молчишь, разжуй, да выплюнь уже скорее, мочи нету ждать! Надо же, как ум с разумом помешался! А рожа-то, рожа-то какая жуткая!

― Совсем заругала, захаяла барыню. Вон как, бедняга, мучается в припадке нервическом. – Сочувственно шелестит толпа.

― Иная сварливая баба хуже черта достать может.

― Было бы болото, а сатана всегда найдется.

Вирена так яростно крутнулась на пятках, аж, доски под ее ногами завизжали жалобно, и, сгорбившись, побежала к карете.

― Съела кошку с маком, закусила квасом с таком.

― Пошла, несолено хлебавши.

― Ковыляй отсюда – пока цела, а то не погляжу, что барыня, в бока живо натолкаю. Во, поплыла, будто колесо кривое, лебедь косолапая. Тебе бы только верхом на сковородке ездить, – укусить старается напоследок Марта.

Вирена при помощи услужливого кучера взобралась в карету, злобно пнула его ногой, яростно плюнула в сторону лавки, закрыла окошко, и они умчались.

― Пропала, словно корова языком слизала. – Как бы с сожалением, что так все закончилось, толпа стала быстро таять.

― Ага, будто ветром сдуло.

У каждого появились неотложные дела. Расходились так же, как и пришли, по двое, трое или по одному.

Махмуд несмело подошел, желая обнять за плечи горячую женщину. Темные глазки, масляно щурясь, неустанно обшаривают тело налитое, будто яблочко наливное. Вспомнил вновь свои восточные замашки, заговорил пышно, – о, великое счастье будет тому, у кого ты станешь хозяйкой в доме, кто сделает тебя сокровищем своим.

Сильная любовь запала в сердце мое. Оно склонилось к тебе, только лишь увидел на своем пороге. О, луноликая и пышногрудая красавица, чей стан кипариса стройнее, чьи губы меда слаще, ты наповал сразила меня стрелами своего взгляда.

Клянусь, ты лучше всех в целом поднебесье. Ибо многих я женщин встречал, но нет даже близкой по напору, уму и речам. О, несравненная, ты как буря в пустыне, такая же непредсказуемая и шальная! Если ты в гневе – огонь, значит в любви – ураган.

О, прохлада моего глаза и плод моего сердца, чье лицо самого солнца светлее, пожалуй мне один поцелуй. О, счастье очей моих, прошу, подари или дай взаймы. Я одарю тебя всеми богатствами, что имею. Эти россыпи жемчуга, топаза и яхонта, золота и серебра: все, что мое – будет твоим. Улыбнись, о, владычица сердца моего. Улыбка твоя подобна луне в ночь ее полнолуния.

Она яростно дернулась и метнула в его сторону такой грозный предостерегающий взгляд, что земля ушла из-под ног.

― Чего ты ровно дикая, – растерянно, напрочь ,позабыв о своей велеречивости.

― Пошел вон! – гневно сверкнула уничтожающим взглядом.

Разинув рот, не смог произнести ни слова. От такой неожиданности, голова у него совсем пошла кругом.

― Пошел вон, козел не доенный! Глаза не мусоль! Всю жизнь мечтала козой стать. Я, как пришла не званой, так и уйду не гнаной. А ты, продажная твоя душа, подавись своими цацками, больно они кому нужны!

И ушла, довольная собой. Антон задержался немного и догнал ее уже при самом выходе из рынка. Шла, бойко разглядываясь по сторонам, раздавая налево и направо свои веселые шуточки.

Лучезарно улыбаясь, подмигивала без устали всем встречным мужикам, чем вводила в краску более стеснительных, что смущенно уступали дорогу шальной бабе.

Каждая жилочка в ее теле пела от возбуждения. Испытывала невероятное ублаготворение. Нет денег, ну и не надо! Она и без перстня проживет. Зато смогла показать толпе зевак, и этой глупой высокомерной курице, что с нею лучше не связываться.

Почему она должна пить кислую брагу, а эта спесивая дура – сладкое вино. Почему ей ничего в этой жизни судьба не подарила, а Вирене все на золотом блюдечке. Живет себе в свое удовольствие. Наслаждается тонкими, деликатными запахами, ест редкие кушанья, попивает изысканные напитки всевозможных видов.

― А, это вы. – Оглянулась насмешливо. – Я уже успела забыть о нашей встрече. Конечно, были возле лавки, и все слышали. Знаю, дурой меня считаете.

Не стану лукавить напрасно, цветных камней искристый жар и брильянтов яркий яд пленил сердце слабое мое. Теперь все. Торг окончен. Пора и домой, наверно.

― Откуда?

― Издалека! Отсюда и не увидишь! Хоть, возвращаться некуда. Муж сгинул. Свекровь, старуха злющая, сына не заставила долго ждать, следом подалась. Продала хозяйство свое нехитрое, корову старую, петуха, что остался без курей, их ласка передушила, да в город подалась, новую жизнь начинать.

Ехали всю ночь. Глаз почти не сомкнула. Приехали, сразу на рынок, а там уже все видели сами. Цены здесь, хочу сказать Вам, – сделала большие глаза, вспомнив торг.

― Идем со мной, – предложил неожиданно для себя.

Остановилась, задумчиво глянула на дорогу, потерла ладонью об ладонь, – а что уж там, где наше не пропадало, попытка не пытка, спрос не беда, идем, – махнула решительно рукой. – О, прекрасный лицом и телом, господин мой, слушаюсь и повинуюсь твоему приказу, о, свет очей моих, прохлада моего сердца, – вспомнила Марта речь недавнего своего поклонника, и расхохоталась, запрокидывая голову назад. Антон тоже рассмеялся, вспомнив торг и всех его