Словно сон: сага о Хильде - Даниил Олегович Шварцман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Человеческая натура состоит из ярости, – Мунин сел на плечо Хильды и говорил ей прямо в мозг. – Человек порождает любовь, страх, ярость, неуверенность – и это всё реализуется в Нифельхейме.
– Это мир мглы и тьмы? – озадаченно спросила Хильда.
– Да, – Хугин приземлился на другое плечо Хильды. – Ты породила множество теней в этом мире.
– Теней? – переспросила Хильда.
– Человек отбрасывает тень не только от солнца, но и от своих поступков, привычек и характера, – говорил Хугин.
– Но я поборола в себе ярость! Эту воинскую жадность крови! – и трупы под её ногами зашевелились.
– Поборола, – передразнил Мунин и засмеялся долгими, протяжными кар-кар. – Натура твоя жива и питает тень Нифельхейма.
Хильду схватил за ногу труп, за ним другой, и они принялись её валить. Она топталась, пинала их, но всё больше рук вылезало и хватало её.
– Ты никогда не смоешь своего естества – человеческого естества, – и Мунин взмыл вверх.
– Это всё проделки Одина! Он пытается меня сломать! Его натура пропитана яростью, и сам он ярость! Но я никогда не стану частью его гнилого естества!
– Тогда мгла Нифельхейма поглотит тебя, Хильда, дочь Харальда, – Хугин каркнул и тоже улетел прочь.
Хильда выбилась из рук мертвецов и побежала вперед, неважно куда – главное, подальше отсюда. Но выхода из тени не было. Она бежала и бежала, но вереница воинов всё тянулась, а земля из трупов не заканчивалась. Зацикленность – одна из черт мира мглы, теней, холода и пустоты. В голове звучали голоса. Они звучат громко, вгрызаются в самые глубокие части мозга. Каждый голос холоден как лёд, стрекочет как костер, а некоторые звучат как шипение раскалённого металла, когда его окунают в масло. Хильда не выдерживает и падает на колени.
Руки мертвецов медленно тянутся к ней. Удручающие взгляды воинов давят на неё, и она так хочет от них скрыться. Рука трогает её ногу, и она рубит её топором, за ней вторую, третью, она обрубает каждую тянущуюся к ней руку. В ней закипает гнев, она встает и принимается рубить воинов. Свирепыми, самыми жестокими ударами она валит их одного за другим. Обезумевшая от крови, она не чувствует границы, всё становится бессмысленным, никчёмным. Её топор и сакс легко вспарывают брюхи, глотки; кровь льёт фонтаном, поливает Хильду. Да, вкус крови на губах, она заливает глаза: теплая и солёная. Она улыбается широко, довольно, смех её истерический, на грани радости, удовольствия и ужасной горести, трагический. Кровь уже просто хлещет отовсюду. Она закрывает глаза.
Вся в крови, с дрожащими руками, Хильда оказывается на острове, где не дует ветер, где небо вновь белое и вода покрыта лёгкой рябью.
– Ты знал, – сдерживая слёзы, заговорила Хильда. – Знал, что я сломаюсь. Не хочешь признавать, что твоё естество ужасно, да?
– Задачи не было у меня сломать тебя, – спокойно ответил Всеотец. – Ты отрицала саму себя, свои силы. Этого испытания раньше не было, оно само избрало тебя, и Нифельхейм воззвал тебя не просто так.
– Твои речи, – Хильда взбесилась. – Они напыщенны! Говоришь загадками, которые не имеют под собой смысла! Может, ты и Всеотец и мудрее тебя нет, но ты однозначно узколобый, не способный видеть дальше собственного носа! Я поборола ярость внутри себя ради спасения своего мужа, а ты…
– Остров сам выбирает испытания, и моих рук тут нет, Хильда Кусачий Меч. Зачем отрицать что-то, что даёт тебе столько сил? Если намерена ты побороть отряды Хель и спасти Скаллигрима, то ты должна искать силы в том, что их даёт. Любишь ты кровь, её запах и вкус, и слаще неё нет ничего. У тебя дух Ульфхеднара, как у Скаллигрима.
– Пути назад уже нет, – всхлипнула Хильда. – Кровь и впрямь меня опьянила. Я готова к тому, что будет дальше.
– Тогда подходи к порталу, – Один указал рукой на него и посмотрел на воительницу из-под капюшона.
Скалли понял бы её. Он бы не судил её, а лишь обнял, сказав, что принимает её такой, какая она есть. Хильда тешила себя этой мыслей, но легче почему-то не становилось. Надо освободить голову, дать пространство для мыслей. Хильда, дочь Харальда, Кусачий Меч делает глубокий вдох и протяжный выдох. Она скрывается в портале. Мунин и Хугин садятся на плечи Одина и довольно каркают.
Sjötta réttarhöldunum: Valravn[14]Хильда стояла в ложбине посреди леса. Земля была вся промёрзшая, твёрдая как камень, от неё пахло серой и чем-то знакомым, но вспомнить не удавалось… Чеснок? Деревья были одной высоты, тёмными тенями они стояли, словно сгоревшие до углей, и как по венам, между сгоревшей коры бежал красный свет. Он пульсировал, становился то ярче, а то и вовсе блек. Пахло тлеющей листвой, и над деревьями вздымался дым.
Хильда вышла из портала. От природы ей стало не по себе. Будто кожа вспомнила мир ужаса и невыносимо тяжёлой тьмы. Живот крутило от страха и постоянного беспокойства, было ощущение, что сотни глаз смотрят на неё с деревьев и откуда-то из тьмы. Красные дышащие вены деревьев освещали лес на мгновение, и всё погружалось во мрак. И пусть длилась тьма ничуть не дольше моргания человека, но ощущалась она вечностью. Даже топор и сакс в руке не придавали защищённости. Лишь ты и мистический лес, полный неизвестности.
Ей на глаза попался старый сарай посреди леса, вокруг нет ни души, домов не видно. Дверь у сарая отсутствовала, стены и пол сгнили, крышу перекосило, а прямо напротив дверного проёма был прибит полуразложившийся труп. Кожа на черепе полностью сгнила, мышцы ещё догнивали, челюсть обвисла. Грудь была облачена в заржавевшую кольчугу, брюхо пробито вилами, которые и приковали его к стене. Лишь мгновение спустя в нос ей ударил несносный смрад разложения. Хильда закашлялась и зажала нос. Запах был настолько резкий, что из глаз пошли слёзы и живот выворачивало наружу, он так и желал выпрыгнуть через рот от такого смрада.
Она бы никогда не подумала, что хруст веток может быть столь зловещ. Словно она была одна в самом центре моря, где пучина таит страшное и неизвестное. Воительница стоит между деревьями, которые выглядят и пульсируют одинаково. Единственное её укрытие – это сарай, но даже на грани смерти она не побежит туда. Хруст раздался за её спиной, она развернулась, испуганными глазами рыская по тьме в поисках источника звуков. Силуэт пронёсся между деревьев. Карканье десятка воронов разлетелось по лесу. Мурашки пробежали по телу Хильды, и волосы встали дыбом даже на голове. Её некогда прекрасные волосы выглядели удручающе: грязь, кровь, пепел образовали новый цвет, заменив её прекрасный золотистый на багрово-чёрный.
Вот оно то, что ускользнуло
