Жизнь в солнечном луче - Борис Фомич Шурделин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О тебе,— ответила девушка.— Как все получилось?
— Зачем думать, как? Лучше подумать, что из этого получилось. А? Ну, ладно, вообще можно не думать.
В ответ девушка кивнула. Юноша понял ее движение, как согласие с его последними словами.
— Видите, все правильно,— сказал он.— А вообще подумать надо. Надо ж поужинать.
Он скинул пиджак, повесил его на спинку стула.
Наташа села к столу — не ужинать. Стол показался ей самым надежным местом в доме.
Виктор принялся хлопотать. Он все делал быстро, умело, и ей на одну секунду показалось, что в его действиях есть что-то радостное, словно человек только что сделал какое-то удивляющее открытие.
— Я буду вам писать, можно? — спросил он, доставая из своего чемоданчика колбасу и хлеб.
— Зачем? — спросила она.
— Ну, я ж сказал, что влюбился!
— Но я то не влюбилась!
— Тогда — другое дело,— невесело сказал Виктор. Он сходил куда-то и принес графин домашнего виноградного вина.— Будете? — спросил он. Девушка не ответила.— А я буду. Немного. Можно? Девушка улыбнулась.— Значит, можно. Нельзя? Ладно, не буду.— Он поставил графин на пол, к стене.— Кушайте. Может быть, чай? Вскипятить? А? Ладно, так, раз не хотите.
Она к пище не притронулась. Он тоже ел мало. Беседа сперва не вязалась, но потом все-таки настроилась. Он только слушал. Не отвечал. Один раз он сказал:
— Сам человек мало что может. Вот если б кто поддерживал. Тогда — все можно.
Виктор достал из старомодного гардероба чистые простыни, наволочку, положил на кровать матери.
— Ночь уже,— сказал он.— Пора вам спать. Я буду на веранде. Жарко. Можете открывать окно. Открыть?
Он прошел в спальню матери, открыл окно в сад.
Не бойтесь,— сказал он, возвратившись в столовую.— Я не волк.
Виктор долго не мог уснуть, смотрел на звезды и думал. Но думал больше о небе, о самолетах, чем о девушке, которая спала в его доме.
А она, как легла, так и заснула,— и растерянность, и неуверенность, и беспомощность — все сменилось усталостью.
Среди ночи она проснулась. Сразу же в двери увидела светлый силуэт юноши.
— Зачем ты тут? — вскрикнула она.
— Вы позвали. Я пришел. Я подумал, что случилось.— Он не лгал.
— Я не звала.
— Тогда извините. Но я слышал. Вы позвали. Я сразу проснулся.
— Я спала. Во сне?
Она смутно помнила — да, во сне, она звала его, но там совсем все было не так — была степь, и он куда-то уходил, один, а она оставалась у обочины дороги…
— Я уйду,— сказал Виктор.— Я думал, что случилось.
Занавеска, заменявшая портьеру, колыхнулась.
Он лег на постель и стал вспоминать: она говорила во сне какие-то странные слова, плакала — он это слышал,— и тут же она кого-то упрашивала, убеждала,— а потом в отчаянье говорила:
— Я уйду, я уйду. Я должна уйти.— И опять плакала.
«Что там было? Что случилось в ее жизни?» — спрашивал себя Виктор…
До утра он не заснул.
Утром, позавтракав, они пошли к шоссейной дороге. Он нес ее чемоданчик и не отвечал ни на один вопрос. Любой ответ на любой вопрос казался ему бессмысленным.
Наташа нарвала по дороге полевых цветов. Перед самым приходом автобуса она отдала букет Виктору.
— На память? — спросил он и взял цветы.— Ладно.
Когда автобус отошел, он помахал ему вслед, посмотрел на букетик, повертел его, бросил на траву, но сразу поднял, отряхнул, всунул во внутренний карман пиджака.
— Та,— сказал он себе.
Виктор ходил по степи, свистел, смеялся, кричал. Он разделся и искупался. Вода не успела остыть за ночь.
Искупавшись, Виктор лег на траву, подставив сильную спину жаркому степному солнцу. И вдруг он понял: он, старый, умер, живет какой-то новый человек, незнакомый, еще не известный никому, непонятый еще человек.
По раскаленному небу на юг летели винтовые транспортные самолеты. Но Виктор не смотрел им вслед. Это уже не имело смысла: все было решено.
Вернувшись на рудник, он первым делом сходил в военкомат и узнал о летных училищах. Через неделю он отправил свои документы в высшее училище летчиков.
Друзья заметили перемену. Один из них спросил:
— Уж не женился ли ты?
— Женился.
— Выпьем по такому случаю?
— Нет,— решительно ответил Виктор.
— Ты что, сдурел?
— Может, и так. Еще не знаю. Там видно будет. Будь здоров! — сказал Виктор и торопливо зашагал по шумной улице.
Прошло три недели.
Возвращаясь домой после работы, он еще издали увидел знакомую Наташину фигурку. Девушка смотрела за ограду, пытаясь найти табличку с номером дома.
— Он живет тут, — сказал Виктор.
— Кто — он? — не оборачиваясь, спросила девушка.
— Я.
Наташа обернулась, Виктор сказал:
— Хотя бы написали.
— Я знала, что встречу тебя. Как раз будешь идти с работы.
— Чудеса! Я мог бы работать и во вторую смену.
— Ты какой-то хмурый. Здравствуй!
— Ага,— Он взял ее руку.— Может, познакомимся? — спросил он.— Старого Виктора Стецко нет. Я сам удивляюсь. Куда он девался? Другой парень вместо того. Только имя прежнее осталось. Вот что ты наделала!
— А что ты наделал?
— Что? — Он схватил и вторую ее руку.— Говори, что? — Лицо его светилось откровенной радостью.
Наташа, поняв его мысли, отрицательно покачала головой. Однако радость в его лице осталась.
— А я думал, ты приехала сказать мне… что любовь, мол…
Она еще раз отрицательно покачала головой.
— Как ты жил? — спросила она.
— Что ж мы стоим на улице?
— Через сорок минут уходит автобус. Я должна уехать.
— Сорок минут? — растерянно спросил он.— Останься. Ты не можешь уехать.
— Могу.
— Ладно, пусть так.
Они прошли к дому. Наташа села к столу под темными вишнями.
— Рассказывай,— сказала она.
Он послушно рассказал ей про училище.
— Все хорошо,— заключила она его рассказ.— Ты скоро уедешь. Ты сумел. А я не сумела. Сил нет. Ах, нет, зачем я говорю об этом? Запомни мой адрес. Пиши. Только пиши. Не приезжай. Мне будет приятно получать твои письма. Может быть, и я сумею победить. Не спрашивай, не
