Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил

На самом деле такие отрицательные и положительные доводы органично переплетались в сознании многих сионистов, ожидавших — то ли наивно, то ли благодушно, то ли цинично, — что местное палестинское население примет новых евреев-иммигрантов в духе вымышленного разговора из романа Герцля «Обновленная земля» (Altneuland), написанного им в 1902 г. Действие книги происходит в 1923-м, в Палестине будущего:

Взгляните-ка на эти поля! [восклицает местный арабский лидер, Решид-бей] А я помню еще, когда я был ребенком, здесь стояли болота. Эту землю «Новая община» [сионистская компания, занимающаяся скупкой земли] приобрела за бесценок, как негодную почву, и путем усовершенствований довела до высокой стоимости наилучшей пахотной земли. Посевы принадлежат деревне, которая белеет вон на том холме. Вы видите, где маленькая мечеть… Народ этот стал несравненно счастливее; он теперь хорошо питается, дети растут в хороших условиях, учатся кой-чему. На их религиозные верования, на их обычаи никто не посягает — они получили то, о чем и мечтать не дерзали.

— Презабавный вы народ, магометане! [восклицает мистер Кингскурт, бывший прусский аристократ] Неужели же вы не смотрите на евреев как на людей, которые вторглись в ваши владения и утвердились здесь в роли хозяев?

— Господи, как странно слушать теперь такие слова! — ответил Решид-бей. — Разве вы смотрели бы как на разбойника на человека, который не только ничего не отнимает у вас, но дает вам то, что нужно и полезно вам? Евреи обогатили нас — что же мы можем иметь против них? Они живут с нами как братья с братьями — за что же нам не любить их?{1}[131]

На протяжении всего периода мандата сионистские руководители знали, что им необходимо обосновывать свои непрестанные требования о расширении еврейской иммиграции и возможностей для скупки земли тем, что такая деятельность приносит пользу как палестинцам, так и британской казне за счет доходов, которые делают Палестину не таким тяжким бременем для налогоплательщиков метрополии. Много усилий было потрачено, чтобы представлять статистику, которая могла бы это подтвердить. Комиссии по расследованию в годы мандата не могли не впечатляться экономическими и социальными показателями (например, прироста населения и снижения младенческой смертности), демонстрирующими разительные отличия между районами Палестины, где еврейское присутствие было значительным и незначительным, а также между Палестиной в целом и соседними странами. Комиссия Пиля (см. главу 5), например, оценила представленные ей в 1936 г. факты так:

Общее благотворное влияние еврейской иммиграции на благосостояние арабов иллюстрируется тем фактом, что увеличение численности арабского населения наиболее заметно в городских районах, затронутых еврейской застройкой. Сравнение результатов переписи 1922 и 1931 гг. показывает, что шесть лет назад прирост в Хайфе составлял 86 %, в Яффе — 62 %, в Иерусалиме — 37 %, в то время как в чисто арабских городах, таких как Наблус и Хеврон, он составлял лишь 7 %, а в Газе наблюдалось снижение на 2 %[132].

Специальная и популярная литература того времени — с названиями вроде «Палестина: земля обетованная» (Palestine: Land of Promise) и «Жатва в пустыне» (Harvest in the Desert) — подкрепляла этот довод в глазах широкой публики, особенно в 1930-е и 1940-е гг.[133]

Такой убежденности, что «сионизм = прогресс», часто сопутствовали пренебрежительные замечания о способности коренного арабского населения развивать страну и экономику. Представители сионистов начиная с доктора Вейцмана часто сравнивали арабо-сионистское противостояние с борьбой «сил разрушения, сил опустошения» с одной стороны и «сил цивилизации и созидания» с другой[134]. Позже, в 1947 г., представители сионистов в ООН будут настаивать на включении в границы еврейского государства пустыни Негев, аргументируя это так:

Освоить эту в основном необитаемую, заброшенную территорию можно только с помощью смелых, масштабных ирригационных проектов, которые готовы и способны осуществить мы одни. Отдать Негев арабам… значило бы обречь эту территорию на вечную заброшенность и запустение. Только евреи, готовые вложить в Негев все свои силы и средства без каких-либо коммерческих намерений, могут возродить это обширное засушливое пространство и обнаружить скрытые там залежи полезных ископаемых[135].

Интересным следствием из такого представления о сионизме как источнике экономических благ был аргумент, гласивший, что выросшая за период мандата экономика привлекла в Палестину значительное число неучтенных или нелегальных арабов-иммигрантов из соседних стран[136]. Он не только подтверждал главный посыл сионистов, но и использовался, чтобы пошатнуть веру в искренность палестинского сопротивления и недовольства, поскольку из него якобы следовало, (1) что в перенаселенности и нехватке земли в Палестине виновата не только еврейская иммиграция, но и арабская и (2) что палестинские арабы ничем особенно не отличаются от прочих арабов, поскольку все жители региона перемещаются по нему туда и сюда, не привязываясь к конкретной стране. Вариант этого последнего утверждения, явно направленного на дискредитацию связи арабов и палестинцев с оспариваемой землей, возродился в 1980-е гг. с публикацией и ростом популярности неоднозначной книги под названием «С незапамятных времен» (From Time Immemorial)[137].

С конца 1920-х гг. палестинцы и их сторонники оспаривали довод об экономических благах, приводя доказательства бедственного положения, в котором оказались оторванные от своей земли фермеры-арендаторы, вынужденные переезжать в места с более суровыми климатическими условиями, или данные об уровне безработицы в городах — хотя некоторые жители арабского сектора действительно получали выгоду от продажи земли и от вклада евреев в экономику подмандатной Палестины. Британские и международные комиссии по расследованию на протяжении всего периода мандата изучали материалы и выслушивали показания с описанием трудностей, вызванных демографическим давлением и экономическими изменениями, происходившими под влиянием приезжих — особенно в конце 1920-х и в начале 1930-х гг.[138]

В том, что касалось политики, наблюдатели часто отмечали очевидное отсутствие связи между экономическими выгодами и степенью политической удовлетворенности. Комиссия Пиля, например, обнаружила, что, хотя арабы и выиграли от развития страны благодаря еврейской иммиграции, это никоим образом не ослабило их решительности в противостоянии сионизму. В докладе комиссии показания арабов суммируются следующим образом:

Вы говорите, мы стали богаче: вы говорите мне, что чужеземцы, войдя в мой дом, обогатили его. Но это мой дом, и я никаких чужеземцев к себе не приглашал и не просил их его обогащать, и мне все равно, насколько он беден или пуст, [пока] я в нем хозяин[139].

Сионистскому руководству тоже пришлось столкнуться с неприятным осознанием того, что лишь совсем немногие из лидеров палестинской общины (если такие и нашлись) приветствовали их в духе выдуманного Герцлем Решид-бея. Владимир Жаботинский был не удивлен: он никогда не разделял мнения левых, будто «туземцы» обменяют свое право первородства на экономические выгоды[140]. К 1930-м гг. лидер лейбористов и новоизбранный председатель Исполнительного комитета Еврейского агентства Давид Бен-Гурион тоже осознал, что довод об экономических благах не помогает убедить палестинцев примириться с сионизмом. В своем отчете коллегам по комитету он говорил: