Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил

Самыми проблематичными в долгосрочной перспективе оказались двусмысленные фразы, обозначившие, как его назовут позже, «двойное обязательство» Великобритании: утвердительная формулировка обязательства перед сионистами сопровождалась отрицательной формулировкой обязательства перед коренным населением Палестины (в виде запрета нарушать их гражданские и религиозные права). Такая комбинация содержала в себе внутреннее противоречие и встроенный дисбаланс — потому-то ее и отвергли палестинские и арабские националисты. Среди прочего последние указывали, что местное население называлось в тексте не «арабским» и не «палестинским», но «нееврейским» и гарантировались ему только «гражданские и религиозные права», но не политические или национальные[106].

О том, противоречили ли друг другу эти три обязательства и действительно ли британцы верили, что смогут выполнить все три, написано немало. Большинство авторов убеждены, что эти обещания военного времени дают основание считать Палестину/Израиль «дважды обещанной», «переобетованной землей»[107]. Другие не считают эти три пересекающихся обязательства взаимоисключающими и говорят, что они лежали в русле стандартной международной дипломатической практики того времени, основанной на имперском расчете[108].

Отношение и поведение британцев вызвали не только антиколониальное недовольство арабов, но и (после первоначальной эйфории) глубокое недоверие и подозрительность евреев. Арабских националистов возмущало, что британцы, несмотря на все свои обещания, предали их, не выполнив обязательства, закрепленного в переписке Макмагона и Хусейна: признать арабскую независимость на территориях, включающих и Палестину. Британцы в ответ заявляли, что территория, ставшая подмандатной Палестиной, не входила в число обещанных арабам. Попытки прийти к согласию относительно интерпретации территориальных посулов Макмагона (например, во время круглого стола в Сент-Джеймсском дворце в начале 1939 г.) никого до конца не убедили. Даже сегодня ученые расходятся во мнениях относительно того, каков был статус этой переписки, что именно британцы пообещали арабам и не обманули ли они их[109]. Одно можно сказать наверняка: эти противоречивые обещания военного времени пробудили в арабах, палестинцах и сионистах завышенные и несовместимые ожидания, усугубив уже существовавшую напряженность и взаимную подозрительность.

В первые послевоенные годы британцы пытались продвигать свои интересы в регионе, одновременно в минимальном объеме удовлетворяя некоторые претензии и требования своих французских союзников, а также новых клиентов — арабов и сионистов. В год Парижской мирной конференции, например, предпринятые британцами усилия по примирению этих конкурирующих факторов привели к тому, что при посредничестве официальных представителей вроде полковника Томаса Эдварда Лоуренса (Лоуренса Аравийского) была достигнута договоренность между эмиром Фейсалом, который (временно) занял престол в Дамаске, и доктором Хаимом Вейцманом, возглавлявшим Сионистскую организацию. Эти усилия действительно привели к подписанию договора огромного исторического значения, который, однако, так и не начал работать — отчасти из-за того, что Франция настаивала на своем контроле над Дамаском и смещении Фейсала, который в начале 1920 г. провозгласил себя королем Сирии[110]. В качестве частичного исполнения обещания, данного в годы войны королю Хусейну, Великобритания в 1921 г. усадила на трон двоих его сыновей: Фейсала — в Ираке, а Абдаллу — в Трансиордании.

Арабы, палестинцы и сионисты в то время по-разному оценивали роль и ответственность Великобритании, а их сторонники продолжают это делать и сегодня. Как уже было сказано, несбывшиеся надежды на послевоенную независимость ожесточили многих арабских националистов, поскольку новые подмандатные территории оказались слабо замаскированной разновидностью колониального правления. Большинство арабов по умолчанию не признавали легитимность декларации Бальфура и условий мандата, основанных на этом британском обещании. Разочарованные и раздосадованные тем, что после Первой мировой войны они не получили независимости, арабские националисты вместе с тем считали действия Британии коварными и ущемляющими их права и интересы: их не устраивали ни ее более широкая колониальная политика, препятствовавшая обретению арабами независимости, ни ее конкретная реализация в Палестине, где сформулированные Лигой Наций условия осуществления мандата поощряли создание национального дома для еврейского народа. Эта мысль проходит через все официальные петиции, меморандумы и прокламации, изданные признанным руководством палестинцев (в 1920-е гг. это был Арабский палестинский конгресс и его Арабский исполнительный комитет, а с 1936 г. — Верховный арабский комитет).

Тот же критический взгляд на роль Великобритании просматривается в работах внешних наблюдателей и ученых; одним из первых примеров тут может служить книга Джорджа Антониуса «Арабское пробуждение», опубликованная в 1938 г. Недавно разработанная экспериментальная программа по истории для израильских и палестинских старшеклассников так описывает палестинский нарратив, отражающий этот взгляд на роль Великобритании:

Британский империализм обрел в сионизме идеальный инструмент продвижения собственных интересов на Арабском Востоке, который был стратегически и экономически важен для империи. Точно так же и сионизм нашел в колониализме и международную поддержку, и экономические ресурсы для реализации своего плана по колонизации Палестины. Этот союз британского империализма и сионизма имел своим результатом… декларацию Бальфура… ставшую кульминацией британской внешней политики незаконного захвата земель и ресурсов другого народа и уничтожения его самобытности в дополнение к агрессии, экспансии и подавлению любых попыток национального освобождения. 1917 год стал для палестинцев первым из многих лет… отмеченных трагедиями, войнами, несчастьями, смертями, разрушением, бездомностью и катастрофами[111].

Нет нужды говорить, что сионисты и израильтяне оценивают роль Великобритании иначе. Та же самая экспериментальная программа по истории дает следующее краткое описание сионистского нарратива в отношении британского вклада:

Сионистское движение, зародившись в местах наиболее плотного расселения евреев в Европе, поставило своей целью вернуть еврейский народ на родную землю и изменить его ненормальный статус народа, рассеянного среди других, лишенного собственного дома… [Далее следует описание сионистской иммиграции и поселенческой активности с 1882 г.] В письме лорда Бальфура какая-либо страна впервые выразила поддержку сионизму… Оно сулило помощь британского правительства в создании национального дома еврейского народа на земле Израиля.

Отмечая «огромную радость», с которой евреи встретили в то время декларацию Бальфура, и указывая на некоторые мотивы, подтолкнувшие Великобританию к ее принятию, то же учебное пособие делает акцент на нуждах евреев и на их собственных усилиях, несколько преуменьшая роль Великобритании: «На самом деле только после того, как декларация Бальфура была формализована в виде положений мандата, который устанавливал условия британского правления в Палестине по решению Лиги Наций, политический сионизм достиг своего пика»[112]. Это согласуется с тем, что после 1921 г. и в своих заявлениях, и в полемике сионисты начали представлять себя пострадавшей стороной, вынужденной иметь дело с невыполненными британскими обязательствами, вялой британской поддержкой на местах и ощутимым проарабским креном в британских взглядах и политике.