Промт инжиниринг - Вадим Носоленко

«Доступ ограничен. Требуется авторизация уровня B2 или выше», — ответила система. Голос был синтетическим, но в нем слышались почти человеческие нотки разочарования.

Он нахмурился. Прямой подход не сработал. Но как программист, Мартин знал: у каждой системы есть обходные пути. Каждая защита содержит в себе семена собственного взлома.

— Показать записи о вчерашнем инциденте в… — он сделал паузу, понимая, что точно не знает, где произошел инцидент, — …в шестнадцатой комнате.

«Доступ ограничен. Требуется авторизация уровня A3 или выше». Но была микропауза перед ответом. Система что-то обрабатывала. Значит, информация существовала.

Еще одна неудача. Мартин задумался. Что же доступно с его уровнем прав? Нужно думать как система. Что она хочет ему показать? Что считается безопасным для уровня 1?

— Показать общий глоссарий терминов Центра, — попробовал он новую тактику.

К его удивлению, система отреагировала положительно. На экране появился длинный список терминов с краткими определениями. Азбука новой реальности. Словарь для посвященных.

Мартин быстро пролистал список, отмечая интересные термины:

«Когерентность — мера внутренней согласованности психоэмоциональных паттернов объекта». Определение было нарочито расплывчатым. Что именно согласовывалось? С чем?

«Деструктуризация — процесс распада основного промта личности до нефункционального состояния». «Нефункциональное состояние» — эвфемизм века. Смерть? Или нечто хуже?

«Промт — базовая структура личности, включающая ключевые поведенческие, когнитивные и эмоциональные паттерны». Промт. Не «личность», не «сознание». Промт. Инструкция. Программа. Искусственный конструкт.

Мартин замер. Промт? Как в «промпт» — инструкция, запрос, подсказка? Странный термин для обозначения структуры личности. Если только личность действительно не является набором инструкций. Если только люди — по крайней мере, некоторые — не являются биологическими машинами, выполняющими заданную программу.

Он продолжил поиск:

«Таймер — индикатор времени до критической дестабилизации промта». Обратный отсчет до системного сбоя. До момента, когда программа перестает работать корректно.

«Синхронизация — процесс обновления основного промта для предотвращения деструктуризации». Перезагрузка. Переустановка операционной системы личности.

«Клиент — субъект, требующий синхронизации в связи с приближающимся истечением таймера». Не «пациент». Клиент. Потребитель услуги по поддержанию иллюзии собственного существования.

Кусочки головоломки начинали складываться. Кошмарная мозаика проступала сквозь завесу эвфемизмов. Центр каким-то образом отслеживал людей с «нестабильными промтами» и проводил «синхронизацию» до истечения некоего «таймера». Но что происходило, если таймер все-таки истекал?

Мартин прокрутил список дальше:

«Красный код — критическая ситуация, связанная с полной деструктуризацией промта клиента». Момент, когда ложь больше не может поддерживать себя. Когда маска спадает окончательно.

«Желе — просторечное название субстанции, остающейся после деструктуризации клиента». Просторечное. Значит, это происходит достаточно часто, чтобы породить сленг.

Желе? Мартин почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это слово казалось неуместно легкомысленным для контекста, и в то же время — пугающе конкретным. Что остается от человека, когда его личность — его промт — окончательно распадается? Биологическая масса без организующего принципа? Материя без формы?

Он вспомнил странный запах в коридорах вчера — сладковатый, органический. Запах желе?

Он закрыл глоссарий, размышляя над полученной информацией. Центр явно занимался чем-то более серьезным, чем просто помощь людям с психологическими проблемами. Они поддерживали систему массового контроля. Систему, в которой человеческие личности были программами, требующими регулярного обновления. Но что именно означала «деструктуризация» и превращение в «желе»? Метафора? Или что-то буквальное и ужасающее?

И главное — кто создал эту систему? Кто написал первые промты? И зачем?

Мартин решил рискнуть еще раз:

— Показать схему расположения секторов южного района города.

К его удивлению, система отобразила карту города с разделением на сектора, обозначенные буквами и цифрами. Город был разделен как шахматная доска. Или как экспериментальная площадка. Сектор Д3, упомянутый доктором Леонардом, располагался в южной части города и включал в себя несколько жилых комплексов, торговый центр и городскую больницу.

Больница. Что-то щелкнуло в памяти Мартина. Вчера, когда они говорили о «клиенте в шестнадцатой», он предположил, что речь идет о комнате в Центре. Но что, если это была палата в больнице? Конечно. Где еще держать тех, чьи таймеры близки к нулю? Где еще проводить процедуры, которые могут пойти не так?

Он хотел продолжить поиск, но услышал приближающиеся шаги в коридоре. Характерный ритм — 72 сантиметра, военная выправка. Вероника? Нет, шаги легче. Быстро закрыв все запросы, Мартин вернулся к анализу досье клиентки, которое Вероника оставила ему для работы.

Дверь открылась, но вместо Вероники вошел молодой человек в белом лабораторном халате, которого Мартин раньше не видел. Зеленый дисплей на запястье — 4562:34:19. Больше полугода. Из счастливчиков или недавно синхронизированный?

— Господин Ливерс? — спросил вошедший. — Я Алекс Танер, помощник доктора Шах. Вероника попросила меня сопроводить вас на обед, а затем на общую сессию аналитиков. Она будет занята еще некоторое время. Работает с каскадным эффектом. Пытается предотвратить цепную реакцию деструктуризации.

Мартин кивнул и поднялся:

— Конечно. Я как раз закончил с этим кейсом. Ложь. Он едва начал. Но досье Сары Чен с её рисунками странных символов тревожило его больше, чем следовало.

Алекс выглядел более дружелюбным и расслабленным, чем большинство сотрудников Центра. Или лучше играл роль. С полугодовым запасом времени можно позволить себе расслабиться. Пока они шли к столовой, он даже попытался завязать непринужденную беседу:

— Как вам первые дни в Центре? Необычно, правда? «Необычно» — мастерство преуменьшения.

— Мягко говоря, — согласился Мартин. — Многое пока непонятно. Например, почему я здесь. Почему именно я. И что означают 160 часов на моем невидимом таймере.

— Это нормально, — Алекс улыбнулся. Улыбка была почти искренней. Почти. — Я здесь уже год, и каждый день узнаю что-то новое. Забавно, что мой куратор говорил мне то же самое в первый день. Перед тем, как исчез.

— А что случилось с вашим куратором? — спросил Мартин как бы между прочим. Наживка заброшена.

Улыбка Алекса на мгновение погасла:

— Он… был переведен. В другое отделение. Эвфемизм дня. «Переведен» — в желе? В небытие? Или в те этажи, которых не существует?

Что-то в его тоне заставило Мартина насторожиться. Микродрожание голоса на слове «переведен». Зрачки расширились на 2 миллиметра. Учащение пульса. Ложь, смешанная со страхом.

— Кстати, — сказал Алекс, словно желая сменить тему, — после обеда будет интересно. Сегодня у нас анализ аномального кластера в южном районе. Что-то вроде всплеска предсимптомной нестабильности. Эпидемия пробуждения. Массовое прозрение. Кошмар Центра.

— Связано с вчерашним инцидентом? — Мартин задал вопрос небрежно, но внимательно следил за реакцией собеседника.

Алекс заметно напрягся:

— Вы слышали об этом? Не должны были.