Промт инжиниринг - Вадим Носоленко

по темам философии сознания, искусственного интеллекта, онтологических вопросов… И странный интерес к теме ложных воспоминаний, имплантированных личностей, симуляции реальности. Похоже на активный поиск ответов на какие-то фундаментальные вопросы. На вопрос «кто я на самом деле?»

Вероника внимательно наблюдала за его анализом, не выражая ни одобрения, ни несогласия:

— И какой ваш вывод? Какой тип нестабильности мы видим?

Мартин задумался на мгновение:

— Я бы сказал… кризис самоидентификации с признаками деперсонализации. Субъект, вероятно, начал сомневаться в базовых аспектах своей личности. В самой реальности своего существования. Такое иногда случается у людей, переживших сильный стресс или травматический опыт. Но странно, что в досье нет упоминаний о каких-либо триггерных событиях. Если только триггером не стало что-то внутреннее. Какое-то знание, прорвавшееся сквозь барьеры.

— Очень хорошо, — Вероника впервые за день проявила нечто, похожее на одобрение. Или облегчение? Словно он прошел некий тест. — Теперь смотрите внимательно.

Она активировала новый раздел досье, недоступный ранее. На экране появился график с красной линией, обозначенной как «Индекс когерентности». Линия показывала стабильное снижение какого-то параметра на протяжении всего периода наблюдения. График напоминал ЭКГ умирающего сердца — все более слабые, все более хаотичные колебания.

— Что такое «Индекс когерентности»? — спросил Мартин. — Я не встречал такого термина в документации. Хотя что-то в этом термине казалось знакомым. Словно он слышал его раньше, в другой жизни.

— Это специфический параметр, используемый только в нашем Центре, — ответила Вероника. — Упрощенно говоря, он измеряет степень внутренней согласованности личности — насколько различные аспекты психики человека работают как единое целое. Насколько хорошо искусственная личность подавляет то, что находится под ней.

Она указала на график:

— Когда индекс когерентности падает ниже критического уровня, начинается процесс деструктуризации личности — фрагментация сознания, утрата целостности «я». Или, точнее, прорыв истинного «я» сквозь ложное. Это значительно серьезнее, чем обычные психические расстройства. Фактически, это распад самой структуры личности. Распад иллюзии.

Мартин нахмурился:

— Но как можно измерить что-то настолько… фундаментальное и абстрактное? И почему падение когерентности звучит не как болезнь, а как пробуждение?

— Это возможно с помощью специальных сенсоров, о которых вы узнаете позже, — уклончиво ответила Вероника. Её рука снова коснулась браслета. Нервный жест или проверка времени? — Важно то, что индекс когерентности является ключевым индикатором необходимости коррекции. Когда он приближается к критической отметке, счет идет на дни, иногда — на часы. Часы до чего? До смерти? Или до рождения?

Она переключила дисплей, показав новый документ:

— Вот заключение оперативной группы по данному случаю. Коррекция была проведена успешно, индекс когерентности восстановлен до нормальных значений. Личность перезаписана. Воспоминания отредактированы. Иллюзия восстановлена. Субъект вернулся к обычной жизни без воспоминаний о периоде нестабильности.

— Без воспоминаний? — переспросил Мартин. — Вы имеете в виду… амнезию относительно этого периода? Или нечто более радикальное?

— Точнее сказать, реструктуризацию воспоминаний, — поправила Вероника. Выбор слов был точным, клиническим. Бесчеловечным. — Это необходимая часть коррекции. Оставить память о периоде нестабильности — значит сохранить потенциальный триггер для рецидива. Оставить дверь открытой для возвращения истины.

Мартин медленно откинулся в кресле, пытаясь осмыслить услышанное. Они не просто лечили психические расстройства — они буквально переписывали воспоминания людей, изменяли их восприятие реальности. Но что если сама реальность была переписанной? Что если то, что они называли коррекцией, было поддержанием величайшей лжи в истории человечества?

— Это… — он осторожно подбирал слова, — очень продвинутая технология. Я не знал, что современная наука способна на такое. Современная человеческая наука.

— Многие технологии Центра опережают общедоступный уровень на десятилетия, — сдержанно ответила Вероника. Или были получены из источника, опережающего человечество на столетия. — Именно поэтому требуется такой высокий уровень секретности.

Она закрыла досье и открыла новое:

— Давайте перейдем к следующему тренировочному кейсу. Погружение должно быть постепенным. Слишком быстрое понимание может привести к собственной дестабилизации.

Следующий час прошел в аналогичной работе — Вероника показывала закрытые случаи, Мартин анализировал данные и выявлял признаки нестабильности. С каждым случаем картина становилась яснее и страшнее. Все «пациенты» проходили через похожие стадии — сомнения в реальности, поиск ответов, приближение к какой-то истине… и затем коррекция. Возвращение к блаженному неведению. Каждый раз он справлялся с задачей все быстрее и точнее, и даже заметил легкое одобрение во взгляде своей наставницы.

Когда они заканчивали с последним кейсом, дверь в комнату внезапно открылась. Резко, без стука — признак экстренной ситуации. Вошел майор Крэйг — глава службы безопасности, с которым Мартин встречался ранее. Его лицо было напряженным, шрам на щеке казался более глубоким при аварийном освещении.

— Дариус, — сказал он напряженным голосом. — Красный код на восьмом. Таймер сбросился у клиента в шестнадцатой. Полный сброс. Нулевая когерентность. Нестабильность критическая, требуется немедленное вмешательство.

Вероника мгновенно поднялась:

— Понятно. Протокол экстренной стабилизации?

— Омега, — коротко ответил Крэйг. — Норрингтон уже внизу.

Мартин заметил, как Вероника побледнела при упоминании протокола Омега. Что бы это ни было, даже она боялась этого.

Она повернулась к Мартину:

— Ждите здесь. Не покидайте комнату до моего возвращения. Что бы вы ни услышали, не выходите. Системы безопасности переведены в режим максимальной изоляции.

Она быстро вышла вслед за майором, оставив Мартина одного с работающими терминалами и множеством вопросов.

Он смотрел на закрывшуюся дверь, пытаясь осмыслить услышанное. Красный код? Таймер? Клиент в шестнадцатой? Протокол Омега? Эти термины не упоминались ни в одном из документов, которые он видел. Но теперь он начинал понимать. Таймеры на браслетах — это не фитнес-трекеры. Это обратный отсчет до потери когерентности. До момента, когда «клиент» перестает быть стабильным. До момента, когда требуется коррекция.

Из коридора донеслись быстрые шаги нескольких человек, затем звук открывающегося и закрывающегося лифта. Потом наступила тишина. Но это была не обычная тишина. Это была тишина ожидания, напряженная, как струна перед разрывом.

Затем он услышал это. Далекий звук, доносящийся откуда-то снизу, возможно, с восьмого этажа. Это был крик. Но не обычный человеческий крик. Это был звук существа, переживающего нечто за пределами человеческого опыта. Крик распадающейся личности. Или рождающейся истины.

Мартин перевел взгляд на терминалы. Они все еще были активны, с открытыми досье «корректированных» пациентов. Соблазн изучить их детальнее был огромен, но он понимал, что это может быть рискованно. Кто знает, какие системы мониторинга установлены в комнате? Но риск стоил того. Он должен был понять больше.

Он быстро просмотрел несколько досье. Паттерн был очевиден —