Три билета в кино - Яна Эдгаровна Ткачёва

вместе с сегодняшним – все три, но у меня не было хвостов, а потому я не так сильно беспокоился. Попрошу потом маму написать мне записку за пропуски «по болезни».

Наутро, едва я отстучал наш условный сигнал, как дверь распахнулась и я увидел взволнованное лицо Василисы, которая ждала меня уже полностью одетая, а в ее глазах было столько надежды, что мне захотелось рассмеяться, но я сдержался. Немного помявшись, Лиса переступила порог, решительно захлопнула за собой дверь, потом повернулась ко мне спиной, несколько раз глубоко вздохнула, замерла, и вдруг ее спина расслабилась, Василиса бодро загремела ключами, закрывая дверь на все замки (определенно, у нее было что-то личное к замкам: она непременно проворачивала их на максимально возможное количество оборотов). В лифте Василиса вела себя спокойно и даже улыбалась мне, но, стоило нам оказаться на улице, всю ее веселость как ветром сдуло, и теперь она топталась на крыльце парадной, недоверчиво разглядывая подтаявшие грязно-бурые сугробы снега, а крылья ее носа тревожно дергались и втягивали воздух слишком резко.

– Куда пойдем сначала? – я попытался отвлечь ее бытовыми вопросами, но ответа не последовало.

Определенно, нужно было брать ситуацию в свои руки, причем, возможно, буквально, поэтому я немного помедлил, поскольку опасался реакции, а потом взял ладонь подруги в свою, мы ведь уже держались за руки, и в тот раз она была инициатором, так что ее не должно это слишком шокировать. Ладонь Лисы была влажной и холодной, я ободряюще сжал ее пальцы, давая понять, что ей ничего не грозит, а она искоса взглянула на меня с виноватым видом, после чего обхватила меня под локоть двумя руками, тесно прижавшись к моему боку всем телом, и от неожиданности я чуть не завалился. Мне было понятно, что такая интимность позы вызвана отчаяньем, но, находясь так близко, я чувствовал ее аромат. Василиса пахла чем-то едва уловимым (я не мог разобрать, чем именно, возможно, какими-то средствами для ванны), но в любом случае теперь пришла моя очередь выравнивать дыхание. Лиса заметно успокоилась, и мы сделали первый шаг в мир. Дорога до магазина не была долгой, пару раз мы синхронно поскользнулись на заледенелых лужах, а один раз Лиса легонько подпрыгнула, не отпуская меня, отчего мое тело дернулось вверх-вниз, а когда подруга приземлилась, раздался хруст и она коротко хохотнула, а я увидел, что она проломила мелкую лужу каблуками ботинок, и рассмеялся в ответ.

Супермаркет был почти пуст, и с продуктами мы справились довольно быстро, Василиса ни на секунду не отпускала мой локоть, и мне казалось, что мы были кем-то вроде сиамских близнецов, и, хотя у нас была в распоряжении только одна моя свободная рука, жаловаться я и не думал. Некоторые проблемы возникли в видеопрокате: мало того что продавцом был парень, а не средних лет женщина, как на кассе в супермаркете, так еще и какой-то мужчина за стойкой оформлял кассеты, он выглядел безобидно, но я сразу почувствовал, как Василиса напряглась и застыла. Я утянул ее в дальний конец зала, где мы некоторое время рассматривали кассеты, обсуждая любимые фильмы, и с удивлением понял, что она почти ничего не смотрела, зато ее глаза загорелись, когда мы прошли мимо стеллажа, где были выставлены оперы и мюзиклы (все кассеты были почти новыми, вряд ли их кто-то брал хоть раз). Я сделал себе заметку на будущее, полагая обсудить это с Сашкой; я тоже умею подмечать детали. Дверь видеопроката хлопнула, сигнализируя, что мужчина наконец удалился, и я быстро оформил кассету, просмотр которой мы наметили в Сашкин день рождения, и я уже предвкушал веселье, потому что Василиса не слышала про фильм «Мортал Комбат» и не знала об игре.

Путь до дома прошел спокойно, а Лиса, как только оказалась в квартире, принялась насвистывать какую-то песенку и разбирать продукты. Она была в весьма приподнятом настроении, и, возможно, я даже впервые наблюдал ее в таком хорошем расположении духа, но вот моя рука, за которую она цеплялась, немного затекла и болела, и вполне вероятно, что будет синяк, особенно после видеопроката, но ради того, чтобы видеть ее веселое, с тихой улыбкой лицо, я был готов к синякам и на второй руке.

– Значит, можно взять посмотреть оперу? – как бы невзначай спросила она, и я похвалил себя за внимательность: она заинтересовалась-таки этим стеллажом.

– Ага, все кассеты там можно брать в прокат, – подтвердил я.

– Видела там «Кармен» и «Мадам Баттерфляй», я их слушала в разных вариациях, но не знала, что можно еще и посмотреть, – она мечтательно закрыла глаза, оторвавшись от разборки пакетов с продуктами.

– Из последней фразы я почти ничего не понял, – честно признался я. Мне опера казалась всегда чем-то скучным, все очень громко поют (можно даже сказать, орут), большей частью на непонятном языке, но тут я вспомнил футляр для инструмента, с которым видел Василису на остановке, и спросил, а точнее, сказал почти утвердительно: – Ты занималась музыкой?

– Да, играла на флейте, – в ее голосе послышалась грусть. – Вообще, я обожаю виолончель, но отчи… – она осеклась, будто сказала слишком много, и, замявшись, быстро закончила: – Она много места занимала. Флейта практичнее.

– Где же флейта теперь? – я задал вопрос, но в попытке отвлечь Лису от неприятных мыслей не подумал, и вышло еще хуже.

– Продала ее, когда готовилась к побегу.

Голова подруги сокрушенно поникла, и я пожалел, что спросил, но теперь прояснилось то, что мучило нас с Сашкой: откуда у Василисы была приличная сумма денег (хотя, конечно, это совсем не наше дело). Подруга, кажется, не заметила моего внутреннего монолога и грустно продолжила:

– Это очень дорогой инструмент во всех смыслах. Из лучших времен.

Она затихла, и ее несчастный вид сделал меня почти больным.

После этого Лиса замкнулась и долго молчала, а я расстроился, поскольку разговор о том, что она любит, вдруг неожиданно для меня самого вышел неудачным и опечалил ее. Но вот что я осознал: совершенно точно оперу придется смотреть и слушать. Почти со злорадством я представил лицо Сашки, который ненавидел школьные посещения театра всей душой, и как он будет скрежетать зубами на просмотре оперы, и, несмотря на сгустившуюся атмосферу напряженности, мне захотелось не к месту рассмеяться, но я сдержался и завел разговор на самую безопасную тему, которая никогда никого не расстраивала, то есть на тему готовки. Повеселевшая Василиса поддержала беседу с чуть большим энтузиазмом, чем та того требовала, хотя кого я обманываю: готовка требует всего энтузиазма, который есть в тебе, особенно