Белое с кровью - Кристина Робер

– Мне нет дела до твоих секретов, – отвернувшись, продолжил Нукко. Мужчина выставил руки перед собой и стал медленно двигаться по кругу. Нике даже показалось, что она уловила вибрации воздуха в тех местах, где проходили его ладони. – Я должен понять, с чего начать. Или ты передумала?

– Нет, – выдавила Ника, расстегивая пуховик: ей вдруг стало жарко.

Нукко криво усмехнулся и, усевшись на землю, скрестил ноги. Девушка опустилась напротив.

– Она стирает мою память. Я мало что помню из детства, все очень размыто, – сказала Ника. Прищурившись, ведьмак впился в нее взглядом, но от этого ей лишь стало легче говорить. – Еще она глушит мои эмоции: я знаю, что сделала, но по ощущениям – просто смотрю со стороны. Много лет я почти ничего и никогда не чувствовала кроме… кроме злости, настороженности и… – Ника запнулась, проглотив эти последние и самые противные слова. Грусть и одиночество. Нукко кивнул. – Возможно, именно она лечит мои раны со скоростью света. А еще… Я точно не знаю, это лишь предположение одного человека… Когда моя человеческая часть пытается выйти из-под контроля вопреки ее воле, на теле появляются шрамы. На спине. Всегда на спине. Они долго заживают. Странно, почему именно на спине, да? Как наказание какое-то.

Ведьмак снова кивнул. Мускулы на его лице напряглись, и, несмотря на то что он ни на секунду не отвел взгляд, Ника была уверена, что он сосредоточенно обдумывает услышанное. Стало совсем жарко. Девушка сняла куртку и закатала рукава рубашки. За спиной Нукко показались блики – из ниоткуда, в пустоте: они переливались всеми цветами, то исчезали, то возникали вновь. И Ника наконец поняла, что своими действиями ведьмак окружил их невидимой стеной – наверняка для того, чтобы изолировать от лагеря.

– Ты должна понимать, что все, чего лишала тебя душа айтана, вернется одновременно: воспоминания, эмоции, боль от каждой раны – все, что ты не смогла своевременно почувствовать, – сказал ведьмак. – Чтобы не сойти с ума и выбраться, ты должна научиться сосредоточиваться на одном воспоминании и переходить к следующему только тогда, когда разберешься с первым. Твоя память будет сопротивляться, но ты должна пережить все, что забыла, от начала и до конца. Пережить и выбросить, чтобы расчистить дорогу к ее памяти.

Ника неуверенно кивнула. Она вспомнила, как было больно оказаться рядом с Полосой Туманов, и по телу невольно пробежал холодок.

– Но прежде ты должна понять, что заставило твою человеческую душу выйти наружу, – черные глаза Нукко сверкнули.

Ника вздохнула и зажмурилась. Первая мысль была простой и категоричной. Алекс. Сначала он был убийцей, и Ника впервые по-настоящему испугалась, что окажется такой же. И это чувство ощущалось таким же сильным, как и жалость, вызванная смертью его последней жертвы. А потом Алекс открыл их общие детские воспоминания и то, что изуродованного, никчемного, потерянного человека тоже можно полюбить. И она, казалось, полюбила и получила любовь в ответ.

Ника впервые за последние месяцы представила его лицо – серьезное, с грустными зелеными глазами, волевым подбородком, с той родинкой под ним – и непослушные волосы с дурацкой челкой… Девушка открыла глаза и едва не задохнулась от увиденного: он сидел перед ней, на том самом месте, где минуту назад был Нукко. Смотрел на нее растерянно, и в любимых чертах читалась знакомая, привычная усталость.

Дыхание сперло, и она хрипло выдавила:

– Ты…

Ника хотела коснуться его, подалась вперед, но внезапно повалилась на землю, и стало запредельно больно. Хотелось кричать. Снова кости горели огнем, и казалось, будто кто-то внутри прорывается сквозь ее тело. Силуэт Алекса расплылся окончательно, и последнее, что она увидела, – едкий туман, обволакивающий прозрачные стены, созданные вокруг них ведьмаком.

Яркая вспышка света ударила в глаза. Белая спальня, разбитое стекло. Тяжело дыша, Ника поднесла руки к лицу: пальцы были в крови, ладони – в мелких порезах. Она истерично стала тереть их об одежду, и почему-то вместо брюк и свитера на ней оказалось розовое платье. Голову наполнил противный звон. Ника попятилась на четвереньках и наткнулась на что-то мягкое. Тело мужчины. Он распластался на спине, в луже багровой крови, с разодранной грудиной – как будто на него напал хищник.

– Ради меня.

Голос, знакомый и ненавистный, самый любимый и самый болезненный голос – ее матери – звучал отовсюду, наполнял ее изнутри; и Ника, обхватив голову руками и закричав, калачиком свернулась на земле. Она как будто чувствовала осколок в ладони и снова видела, как била его – озверевшая и нечеловечески сильная. И в то же время пыталась оттащить себя от тела, ведь не хотела же убивать, но не могла остановиться. Плакала и била, плакала и била.

– Из-за тебя… из-за тебя я такая!

Ника ворвалась в светлую спальню со звонким смехом, и тут же на нее налетел черноволосый мальчишка. Они в обнимку прыгали по комнате, выкрикивая понятные лишь им двоим рифмы. Слова тонули в противном фоновом шуме, Ника чувствовала, что готова вот-вот потерять сознание, как вдруг мальчик остановился, положил руки ей на плечи и с серьезностью зрелого мужчины сказал:

– Ты – мой лучший друг, не забывай.

И мальчик вдруг стал взрослым, а его яркие зеленые глаза налились чернотой. Он стоял на заснеженном крыльце, держа у окровавленных губ свою руку.

– Ты же мой друг, – шептала Ника, – не делай этого, пожалуйста…

– Какая разница, – откуда-то послышался другой голос, – он убьет нас. Он зло…

А Алекс еще сильнее оскалился и прильнул губами к запястью. Нику вырвало, и она обессиленно сползла по стене того дома в старом лондонском переулке, накрывая голову руками. И вдруг ее ступни пронзила жгучая боль. Она спешно скинула ботинки и стянула носки: пальцы на ногах опухли и покрылись мозолями, ногти посинели, а на подъемах рассыпалась сетка из вздувшихся вен. Трясущимися руками Ника дотронулась до стопы, и вдруг раздался хруст. Она закричала, и к горлу вновь подступила тошнота.

– Хватит… хватит… не могу больше…

Ника не соображала, она ли это говорит или один из голосов в голове. Воспоминания рвали ее на куски, и образы перед глазами мелькали так быстро, словно кто-то со скоростью света переключал телевизионные каналы. Ника уже не понимала, что видит и что чувствует. Хотелось забыться, отключиться или просто умереть, лишь бы все прекратилось, лишь бы…

Ника лежала на земле, уткнувшись лицом в снег. Тело бил озноб. Гул в голове постепенно рассеивался. Она заставила себя подняться. Нукко по-прежнему сидел напротив и сосредоточенно смотрел на нее. Не отдавая себе отчета, Ника бросилась к ведьмаку и, схватив его за грудки, впилась взглядом в черные глаза.

– Он был здесь, – прошептала она и облизала сухие губы. – Я видела. Где он?

Нукко не реагировал. Ника отпустила его и