Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

Все были арестованы, отведены в тюрьмы и в результате почти все были высланы в разные места. Порядок в университете был восстановлен, лекции возобновились. <…>[578]

Волнения в университете ничуть не отразились на работах на фабриках и заводах, чего так страшно добивались студенты. Напротив, везде на фабриках было полное спокойствие, в народных домах рабочие собрания проходили в полном порядке и вынесли даже нижеследующую резолюцию: «Фабричное население Москвы глубоко благодарно за устройство народных домов и тронуто доверием, оказанным ему в разрешении фабричному населению в один из дней недели собираться в этих домах для обсуждения своих дел, а также и в поддержке проведения устава Московского Общества взаимного вспомоществования рабочим механических производств; просить разрешить отслужить общую торжественную панихиду 19-го февраля, в день освобождения крестьян от крепостной зависимости, у памятника Александру II, а затем молебен за Николая II.

Великий князь имел настолько много гражданского мужества, что не побоялся допустить десятки тысяч рабочих на площадь в Кремле. Переговорив с Треповым и не обращая внимания ни на какие толки и высказываемые многими видными лицами страхи, великий князь разрешил это сборище. Я весьма приветствовал это решение, так как всегда стоял за доверие к массам. Великий князь сделал больше. Он объявил, что сам будет присутствовать на панихиде и молебне.

Наступило 19-е февраля – со всех сторон Москвы стали стекаться рабочие в Кремль. Во все ворота Кремля шли непрерывный стеной, вся огромная площадь между памятником и Чудовым монастырем наполнилась в самый короткий промежуток времени, это было море голов. Никто не считал, сколько народа пришло, но во всяком случае было более 7.000, может быть, было не многим меньше 10.000 человек. Я никогда не видел такой грандиозной картины. Порядок поддерживали сами рабочие, он был образцовый, полиции не было видно. Приехал великий князь в сопровождении свиты, рабочие радостно приветствовали его. После панихиды состоялось возложение венков, затем молебен. При оглушительных криках «ура» великий князь уехал с торжества. Вечером почти все народные дома были предоставлены рабочим, они явились туда с женами, семьями, танцевали, везде был порядок полный. В Петербурге были недовольны этим праздником, находили, что это игра с огнем, но факт остается фактом – празднество прошло без сучка и задоринки и произвело огромное впечатление на все население Москвы и на массы.

На фабриках после этой демонстрации настроение поднялось в благоприятную сторону. Было много случаев, что рабочие выгоняли от себя агитаторов, а на фабрике Жиро[579] рабочие доставили одного студента, пришедшего к ним агитировать, в полицию. Говорили, что это все было устроено полицией, но это, конечно, неправда, да и могла ли полиция устроить. Она не препятствовала, а если даже допустить, что такая грандиозная толпа собрана была полицией, то это доказывает только умелое руководительство полиции толпой.

В этот же вечер великий князь был в лицее на спектакле, устроенном воспитанниками по случаю гоголевских юбилейных торжеств. Давали «Ревизора». Играла молодежь очень недурно.

20-го состоялось первое заседание комитета попечительства трезвости в этом году. Все намеченные мною вопросы удалось провести, в этом же заседании утверждены были штаты служащих в учреждениях попечительства.

21-го числа у меня был чрезвычайно суетливый день. В 11 часов утра было заседание Дамского комитета, затем торжественное чествование Гоголя на его могиле в Даниловском монастыре. Оттуда мне нужно было поехать за моей воспитанницей Марицей Михалковой, поехать с ней по магазинам, так как баронесса Врангель, с которой она жила, уехала в Петербург к матери, которая очень серьезно заболела.

В три часа дня у меня было заседание с заведующими народными домами в канцелярии попечительства, в 6 часов вечера – пажеский обед в Эрмитаже, председательствовал старший паж А. А. Пушкин – сын поэта, в 8 часов вечера я уже был на заседании в Иверской общине, оттуда в 10 часов вечера уехал на гоголевский спектакль в Малый театр. В таком роде были и все последующие дни масляной недели, завершившиеся 24-го февраля обычным folle journeé в Нескучном.

Я был до такой степени уставшим, что ног под собой не чувствовал, а надо было дирижировать и не показывать вида усталости. Мне казалось, что все у меня не клеится и в зале мало оживления. Я был рад, когда наступило 11 часов вечера и можно было закончить танцы. На другой день открывались два народных дома, в Бутырках и в Садовниках, в первом из них ожидались их высочества. Поэтому, вместо того чтобы ехать домой и лечь спать, я отправился верхом через весь город в Бутырки, где всю ночь шла лихорадочная работа: спешно все мыли, чистили, развешивали картины, приводили в порядок.

В Садовники я уже не заезжал и вернулся домой в 5-м часу утра. Учреждения наши в Бутырках и Садовниках вышли на славу. Их высочества очень были внимательны к служащим, и великий князь очень много говорил с М. А. Сабашниковой – нашей заведующей всеми библиотеками и читальнями, положившей всю свою душу в это просветительское дело.

В ночь с субботы на воскресенье мирная жизнь нашего попечительства трезвости омрачилась трагическим происшествием. В 12 часов ночи – час ночной торговли – в народный дом у Немецкого рынка пришел один юноша 18-ти лет из «золоторотцев»[580] в нетрезвом виде и хотел проникнуть в столовую, но не был допущен распорядителем. Тогда он начал буянить, драться, пришлось его вывести и передать тут же стоявшему на посту городовому. Городовой его даже не тронул, а просто сказал ему: «уходи, брат, домой, выспись». Субъект этот отошел и потом вдруг неожиданно, подойдя к городовому сзади, всадил ему нож в спину. Несчастный городовой, старик 72-х лет, стоявший на этом посту с 1880 года, упал замертво. Во вторник первой недели поста его хоронили. Я приказал запереть народный дом до окончания похорон и всем служащим быть на похоронах. Я сам приехал на похороны и возложил на гроб несчастного венок от попечительства.

25-го вечером в генерал-губернаторском доме начальник тибетской экспедиции известный путешественник капитан Козлов[581] сделал очень интересное сообщение о результатах экспедиции в присутствии их высочества, нас, лиц свиты, и некоторых приглашенных.

3-го марта их высочества уехали в Петербург и взяли меня с собой. Я был рад немного отдохнуть от всех дел и суеты московской, повидать свою сестру и побывать в родном полку. Был я и у Витте – министра финансов – по делам нашего попечительства трезвости, чтобы по поручению председателя просить об утверждении сметы и испросить некоторых указаний по ведению дела. Витте был очень любезен и выразил мне полное одобрение тому направлению, которое мы избрали, сказал, что при таком направлении мы всегда можем рассчитывать на поддержку его министерства. Я ушел от него подбодренный и удовлетворенный.