Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин

- Ну вот, гросмутерши, – лениво, с гнусавинкой сказал рулевой, – доставил вас не рассыпамшись. Теперь куда?

- В ночлежку, – отозвалась властная высокая старуха, первой сходя на берег. – А, соседушка! – узнала она Вениамина Петровича. – Очень вовремя. Проводи-ка меня в гостиницу. Вишь, деньжонок опять наполола, – она тряхнула плотно набитой холщовой сумкой, велела спутницам пошевеливаться. – А ты, – приказала мужику, – свободен. Часиков в пять поутру будь здесь.

Катер, развернувшись, взревел и умчался. Старушки, охая, разминали кости. Анфиса Ивановна взяла художника под руку.

- Ему бы жениться на мне следовало, – попеняла она на соседа. – Тридцать лет живём рядом. Он холост, и я вдовствую.

- Вот ещё, – отстраняясь, брюзгливо проговорил Петрович. – Вовсе я не хочу на вас жениться.

- Знаю, знаю. Любовь у тебя, – рассмеялась старуха. – Пятьдесят лет её любишь. Приедешь, посмотришь, а там, как у Пушкина, Наина с клюкой.

- Сейчас я, – торопливо сказал художник. – Я только провожу их до гостиницы.

- Не траться, Веня, – предупредительно остановил его Семён Петрович. – Мы с Геной проводим. А вы плывите. Что времечко-то терять? Его мало осталось.

- Спасибо, полчанин, выручил. – Старики обнялись, и, сходя к реке, художник насмешливо пожелал: – Спокойной ночи, командорша!

- Уж какой там спокойной! – притворно вздохнула командорша. – Всю ночь о тебе грезить буду. – И, поманив за собой спутниц, не торопясь, твёрдо и по-хозяйски зашагала в гору.

Тимофей, Файка-Зойка и Димка натешились наконец и, отпыхиваясь и смеясь, взобрались на плот.

Город вдали пошумливал, был весь в огнях, в глухих рокотах. Белел величественный кремль, спал одним глазом. Другой, бессонный, нёс многовековую непрестанную службу, охраняя покой доверчивой и для всех добрых людей открытой земли. Он видел и запад, где каменели на бессрочной службе старинные Уральские горы, и восток, омываемый грозным океаном. Как в старину, в пору своего величия, Тобольск без принуждения стоял на страже. Он не был теперь стольным, третьим великим градом России, но он ждал своего часа и верил, что час грядёт.

К нефтекомплексу непрерывно катили машины. Там, верно, заканчивал свою смену весёлый парень Коля Шаламов. Там, склонившись над чертежами, сидела Димкина мать, Нина Ивановна. В мечтах ей виделся прекрасный и светлый город, в котором ни грязи, ни дымов, ни злых и мелких людишек.

А по Тобольскому тракту, задрёмывая в машине, катил отец, усталый и одинокий.

- Поплыли, – сказал Тимофей.

- Ага, поплыли, – закивали Файка-Зойка.

- Вообще-то не худо бы пожевать, – напомнил изрядно проголодавшийся Димка.

Жевать было нечего...

Подле шатра стоял Петрович и до рези в глазах вглядывался в ночь, поглотившую его друга. «Больше уж не увидимся, – билось в мозгу. – Больше не увидимся. Ну что ж...»

Плот отчалил. С ночного, чуть посветлевшего неба опять упала звезда. Её никто не заметил.

Си-бемоль мозоль

В полдень увидали баржу, с которой несколько тракторов стаскивали буровую вышку. Плотик поставили чуть выше рыбацкого чума. Подле него паслись олени, дымился костёр, и двое маленьких ребятишек играли с авкой, ручным оленёнком.

- Шатёр, – удивилась Зойка. – А в нём цыгане, наверно.

- Это не шатёр, деревня, – высокомерно поправил её Димка. – Это чум.

- Деревня Чум, – засмеялась Файка. – Смехота!

Ребятишки – мальчик и девочка лет пяти-шести – прижались к оленёнку и уставились на приезжих. Их кто-то окликнул из лесу, и дети, оглядываясь, кинулись на голос. Там, в высоком и чистом кедраче, уютно расположилась крохотная деревушка. Ребятишки вбежали в крайний дом, на крыше которого выставила рога антенна.

- Цивилизация! – острил Димка, взбегая на крылечко. «Вы, конечно, поймёте меня, – говорил его взгляд, брошенный на спутников. – Уж вовсю день, а у нас во рту ни единой крошки». Рука ещё сомневалась – стучать ли, а нога уж толкнула дверь и оказалась в сенках. На полу в комнате лежал мохнатый, из оленьих шкур, ковёр. Димка, не успев снять обувь, попятился.

- Можешь не разуваться, – приветливо улыбнулась ему седая миловидная женщина. – Сейчас на улице сухо.

- Нет, я немножко... я лучше разуюсь, – залепетал Димка и сдёрнул у порога истрёпанные, пропахшие потом кеды. – Здравствуйте, – сказал, опомнившись, и поспешно предупредил: – Я не один.

- Тем лучше. Гостям всегда рады, – старушка что-то сказала сидевшим за столом ребятишкам по-хантыйски, и те без особой охоты прошли в ванную. – И непременно уши вымойте! – добавила она по-русски. – Ну, что ж ты друзей-то не зовёшь? – обернулась она к Димке.

Димкины спутники сидели под навесом, который вместо столбов держали четыре богатырских кедра. Тут же стоял «уазик», с ним рядом – катер, совсем ещё новый, в конуре облизывала щенят лайка.

- Хозяин-то охотник, – сказал Тимофей. – Собачка вон какая редкая!