Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин

Димка сел в маршрутный автобус, поехал к матери. Впрочем, «сел» – не то слово. Его внесли на плечах внутрь, придавили к поручням. Димка пискнул и, кое-как высвободившись, нырнул кому-то под ноги. В груди хрустнуло, хотелось взреветь от боли, но стиснули так сильно, что не хватало дыхания.

- Что, шкет, мал-мал тесновато? Сверкнул золотым зубом изрисованный наколками парень. На правой руке у него красовался крест с пророческой надписью «Все там будем». На левой – извивалась русалка, чем-то похожая на кукурузину с пропагандистского плаката. – Будешь знать, каков энтузиазм у рабочего класса!

Он раздвинул плечами стиснувших его людей, упёрся в поручни, и Димка смог наконец распрямиться. Парень грубовато щёлкнул мальчонку по лбу: мол, ничего, бывает хуже. От этого простого человеческого участия боль в груди стала меньше.

Автобус проехал по новому микрорайону, свернул влево и, спустившись под гору, по кочкам загромыхал к комбинату. Был он разбит, скрипел, охал, двери не закрывались, и с улицы летела пыль. Димка чихал, а рабочие, привычные к такой езде, говорили кто о рыбалке, кто о жилье, кто о фильме, который только что вышел на экраны. Один жаловался на мастера. Подле водителя двое косматых молодых людей, поспорив, обменялись ударами, их тут же уняли. И теперь оба, вытирая кровь, сплёвывали выбитые зубы.

- Не курить! – потребовала пухленькая кондукторша, строго уставясь на татуированного парня.

- Как скажешь, лапушка, – кротко пообещал он и, пустив дым в кондукторшу, поинтересовался: – Вечерочком встретимся?

- Много вас тут, – презрительно фыркнула девушка, а глаз оценивающе проехался по удлинённому тонкому лицу парня. «Ничего, – решила она, – симпатичный».

Миновали какую-то стройку, потом другую и здесь застряли. На узкой разбитой дороге красные «Жигули» столкнулись с КамАЗом. Жертв не было, но перепуганный водитель «жигулёнка» сидел в кювете. Его тошнило. С той и с другой стороны сигналили десятки машин, требуя проезда. И Димка опять им посочувствовал. Громоздкий «Кировец» выбрался из общего ряда, ухнул передним колесом в кювет. Тракторист, заметив свою оплошность, качнул трактор вперёд-назад, но ему закричали: «Жми вперёд!». «Кировец» дёрнулся и выше колёс провалился в грязь.

- Всё! Порядочек! – из кабины, словно того и ждал, выскочил весёлый круглощёкий тракторист и попросил у водителя КамАЗа закурить.

- Айда, шкет! – подмигнув кондукторше, сказал парень и выбрался из автобуса. – Это часа на два, не меньше. А у меня через двадцать минут смена.

Но он ошибся. Второй «Кировец», встречный, отволок разбитые «Жигули» в сторону, и пробка рассосалась.

- Ты к кому, шкет? – спросил парень, закуривая новую сигарету. Они стояли подле управления. А справа и слева стояли ростверки, башни, щерились сваями фундаменты, подымалась в небо градирня.

- К Костровой.

- А, вон ты чей отпрыск!

- Сам ты отпрыск! – огрызнулся Димка.

- Я – нет, я – инкубаторский. Ну, будь! Я во-он в том секторе тружусь.

Они расстались. Димка поднялся на второй этаж и в коридоре подле окна увидел родителей.

- А, сын, – будто вчера расстались, сказала мама. – Иди поближе. Как раз о тебе речь.

- Словно и говорить больше не о ком, – пробурчал Димка, приблизился, но дистанцию сохранил, потому что лицо у отца было сердито. В таком состоянии он мог и по шее дать, а Димка не выносил подобных жестов.

- Где был, паршивец? – закричал отец, но тотчас понизил голос: из двух дверей напротив тотчас же высунулись любопытные.

«Ага, боится!» – торжествующе отметил Димка и подошёл почти вплотную.

- Думаешь, у тебя одного дела? – спросил дерзко.

Мать рассмеялась.

- Ну-ка, расскажи мне о своих делах, – она поцеловала сына.

Димка поморщился: от матери пахло табаком. Жёсткие усики на верхней губе укололи.

Мать была красива, густоволоса, с сильными узкими руками. Большие чёрные глаза спокойны, в длинных густых ресницах. Отец побаивался её немигающего твёрдого взгляда. А Димка любил эти тёплые глаза, любил густые чёрные волосы, низкий грудной голос, ласковые руки, говорившие больше слов. Словами мать не бросалась и позволяла Димке многое, веря, что сын её не подведёт.

- Путешествую, – едва удерживаясь от желания потереться о материнские руки, сказал он. Мать поняла, притянула его к себе.

- Интересно. С кем же? – спросила она чересчур спокойно, почти равнодушно. Но Димка услыхал в её голосе столько невысказанного, нежного, что чуть не задохнулся от счастья.

«Мамка! Любимая моя мамка!»

- С людьми. На плоту, – подражая матери, ответил он коротко.

- На плоту? Замечательно, – одобрила мать, закуривая. Она волновалась то ли от разговора с отцом, то ли от встречи с сыном.

- Там художник, цыган и две таких чудных девчонки. Они поют...

- Около базара не они пели? – хмуро спросил отец.

- Они. Рассердились на Тимофея и решили жить самостоятельно. Потом помирились.

- И ты помирись с