Публичное одиночество - Никита Михалков

ПИТИЕ (2000)

Никто и никогда не видел меня пьяным, но на протяжении последних тридцати лет, практически ежедневно, я выпивал не менее полулитра.

Интервьюер: Так Вы пьяница!

Повторяю. Я ни разу не показывался на людях в нетрезвом состоянии, всегда крепко стоял и стою на ногах…

Организм у меня такой, не дает опьянеть, поэтому пьяницей меня никак нельзя назвать. Вопрос в другом: никогда не думал, что ритуал, связанный с выпивкой, отнимал в моей жизни столько времени. Каждый день заканчивался за рюмкой. Утром – сок, в обед – чай, вечером – ужин со спиртным…

Чтобы рюмку опрокинуть, времени много не требуется, однако сам ритуал… Подготовка к ужину начинается чуть ли не с обеда: куда пойдем, кого возьмем, что закажем. Прекрасное эпикурейское состояние, которое ежедневно сжирало у меня несколько часов…

Еще раз подчеркиваю: это не было банальной пьянкой, я весь день работал и за ужином продолжал общаться с друзьями, коллегами, партнерами, но разговор перемещался из кабинета или съемочной площадки в ресторан.

А что Вы употребляете?

Водку, виски…

Когда в Монголии снимали «Ургу», с водкой были проблемы, поскольку местную гадость, которую гнали из риса, я пить не мог… (II, 33а)

(2002)

Вопрос: Вы производите впечатление настоящего русского мужчины. Вопрос по поводу спиртного. Любите?

Да.

Много? Ваш рекорд?

Ну… я боюсь, Вы решите, что я солгал. Полтора литра водки я выпиваю в течение вечера, если есть такая необходимость.

Я выдам Вам один секрет. Если приходится много пить водки, я очень много кладу лимона туда неочищенного: цедра сжирает сивушные масла. Практически ты пьешь некий настой, его можно очень много выпить.

А лучшая закуска, по вашему мнению?

Если под чистую холодную водку и, как правило, зимой – это, конечно, пельмени сибирские из трех видов мяса.

Ваш любимый тост?

Чтоб не было лучше, чем есть. Лучшее – враг хорошего. (I, 90)

(2005)

Интервьюер: Я искренне порадовался за Вас, что у Вас такое крепкое здоровье, когда узнал, что в свой день рождения Вы за сутки выпили два с половиной литра водки. И Вам – ничего.

Если бы за сутки… Меньше, чем за сутки.

Ну там не только водка, а виски ж еще, два по ноль семь, а потом поехал на дачу и там с рабочими еще добавил…

И при этом Вы себя чувствовали великолепно. Утром встали…

И спортом позанимался.

Еще меня потрясла ваша статистика: Вы много лет выпиваете по бутылке водки в день. И при этом – в здравом уме и трезвой памяти, с невероятной работоспособностью! Что это, как? Научите же нас!

Знаете, я не могу этого объяснить… Могу только сказать, что я никогда не пил без удовольствия.

Может, в этом дело?

Я никогда не пил потому, что надо выпить. Но действительно, я в течение очень и очень многих лет ежедневно принимал как минимум триста– четыреста грамм водки или виски… И проблем с этим у меня нет.

Может, это от семейной традиции, от школы, которую я прошел в семье? У Кончаловских всегда на столе была «кончаловка» (водка, настоянная на смородине). И застолье всегда было обильным.

Много выпивали! Сейчас я подумал: ни родители, ни дядьки мои, братья отца, мамы – никто не напивался… Никогда я никого из наших не видел в непристойном, омерзительном состоянии.

Никогда! Генетика?! (II, 49)

ПЛАГИАТ

(2010)

Плагиат – это когда ты используешь эмоционально чужое, выдавая за свое. Для меня это просто неприемлемо совсем. Потому что я настолько эгоистичен, что представить себе, чтобы я взял чужое для того, чтобы удовлетворить себя, мне просто не позволяет мой эгоизм даже, а не порядочность, если хотите.

Интервьюер: Но ведь был кадр в «Утомленных солнцем – 2», абсолютно ассоциирующийся с фильмом «Титаник», когда трупы плавали в воде.

Ну а разве это не ассоциируется с картиной «Skammen» Бергмана? Финальная часть, финальный выход, киноведы должны помнить этот кадр. Я бы предпочел тогда, чтобы меня упрекнули в том, что я украл у Бергмана.

Украл, Вы уж тоже скажете. Я честно говорю, да, я увидел несколько моментов, которые мне напомнили те или иные картины, у меня было ощущение «кинематографического привета».

Нет, реальный кинематографический привет – это в картине «12» кисть руки в зубах собаки. Это Куросаве мой низкий поклон, и я этого не скрываю.

Все остальное – здесь можно искать сколько угодно. Мне же на слово не поверят, но я говорю уж так, в воздух – кто поверит, тот поверит: никакого отношения. Я даже не пересматривал «Титаник» с момента, как я его посмотрел много-много лет назад в Париже, и у меня даже мысли не было, что может быть какая-то возможность оттуда что-то сюда взять. Это совсем разные картины, совсем.

Как говорил Михаил Чехов, на самом деле все великие идеи носятся в воздухе над нами.

Конечно, тем более в кино, синтетическом искусстве. (VI, 9)

ПЛАН

Длинный план

(2005)

Длинный план важен для нагнетания эмоций.

Очень важно, чтобы все в кадре до миллиметра, до мельчайшей детали было выверено, чтобы зритель не смог разоблачить режиссера. Чем длиннее общий план, тем больше уверенность зрителя, что в этом есть некий смысл, и тем важнее план, который придет на смену. Им можно подтвердить ощущение, созданное до, или, наоборот, опровергнуть, создав новую эмоцию… (XIII, 2)

Общий план

(2002)

Театральная сцена сама по себе – это и есть общий план.

Вы можете заставить зрителя смотреть только то, что вам надо, и таким образом в театральную сцену вы вводите крупный план. И не обязательно при этом лучом света высвечивать того или иного актера или выводить его на авансцену. Как известно, короля играет свита, и на том, кто должен быть в центре внимания зрителя, вы концентрируете всеобщий интерес. Хотя, конечно же, в театре вы не можете влиять на зрителя до такой степени, чтобы он следил за тем, что вам важно. Он в любой момент, тем более, если он не очень увлечен происходящим действием, может начать рассматривать все, что ему захочется, – угол сцены, порванный задник, чья-то нога появилась из кулисы…

Длинный общий план на экране – это как театральная сцена. И режиссерский класс заключается в отсутствии в таком плане монтажных склеек.

Монтажная склейка – это всегда насилие. И гениальный Эйзенштейн своим «монтажом аттракционов», с одной стороны, превратил кинематограф в невероятное оружие, а с другой – предоставил полную власть над картиной продюсеру. Потому что посредством монтажа из любой картины можно сделать абсолютно противоположное тому, что режиссер хотел снять.