Публичное одиночество - Никита Михалков

Старший лейтенант Ежов, которого я играл, кажется мне типом очень народным, соединяющим в себе юмор Иванушки-дурачка, легкость, нежность, спонтанность и в то же время в критических ситуациях оказывающимся совсем не таким уж дурачком: это человек верный, надежный, с ним, как говорится, можно пойти в разведку. (III, 6)

ПЕТЕРБУРГ

300-летие Санкт-Петербурга

(2001)

Грядет 300-летие Петербурга.

Казалось бы, это мало меня касается… Но, с другой стороны, боюсь, как бы все не превратилось в скоморошество с гигантским фейерверком и двухметровыми статистами в гриме Петра Великого на каждом углу Невского проспекта.

Я посоветовал добавить в юбилей некую духовную составляющую. Скажем, такую, как исполнение завещания Марии Феодоровны, супруги императора Александра III. Императрица хотела, чтобы ее похоронили в России, рядом с мужем, когда Россия станет другой.

Сейчас прах Марии Феодоровны покоится в Дании, но, по-моему, пришло время перенести его в Петропавловский собор…

Этот акт мог бы стать весьма символическим… (II, 37)

(2003)

Интервьюер: Весь год с экранов трубили о 300-летии Санкт-Петербурга. А Вы как-то обошли его стороной. Не боитесь, что Вас в этом обвинят? Мол, все поздравили, кроме Михалкова…

Все может быть… Но, знаете, на каждый роток не накинешь платок.

Я много езжу по стране и знаю, как люди подустали от петербургского юбилея. Да и запутали всех основательно…

Тут как-то смотрел телевизор. Потрясающий набор! На одном и том же канале в новостных программах сначала радуются, что город привели к юбилею в полный порядок, а в следующем сюжете выясняется, что в Питере рисовали фасады домов, строили такие «потемкинские деревни» и правительство будет разбираться, куда ушли юбилейные деньги, ну а в завершение показывают картину «Бандитский Петербург».

Да и потом – отметили юбилей, и хватит. Ну сколько можно?

Когда один из сибирских купцов послал депешу государю императору Александру II: «Третий день пьем Ваше здоровье», тот ответил: «Пора бы и кончить». (I, 95)

ПЕТР ВЕЛИКИЙ

(1992)

А Петр I был, по словам Максимилиана Волошина, первым большевиком, задумавшим Россию перестроить, вогнать эту страну силой и скоростью в чуждую ей динамику.

А самое главное, что он совершал это, как и большинство тех, кто насиловал и «улучшал» свою страну (исходя, наверное, из благих побуждений), пытаясь увидеть результаты своей «работы адовой» еще при своей жизни. Петр «поставил страну на дыбы» без того святого чувства, что любое деяние невозможно без религиозного ощущения прошлого, настоящего и будущего, когда понимаешь, что ты не вправе что-либо закончить, и поэтому твое «делание» сегодня не должно требовать немедленного результата. Иначе ты начинаешь нарушать эволюционный процесс и смешиваешь несовместимые понятия – равноправие и равенство, что является противоположностью, истребляющей национальное самосознание любого народа. (II, 24)

(1998)

Первым большевиком был Петр I…

Такую махину развернуть, да еще надо всем объяснить! А времени объяснять нет. Значит, надо страхом: не сбреешь бороду – в острог. И люди не понимают, зачем и что они делают. И ненавидят.

Русский человек, к сожалению, научен многое делать без объяснений. Но это до поры до времени. А потом он уже и объяснений не слушает… (I, 70)

(2002)

Обвал русской жизни начался намного раньше, чем нам кажется. Он начался с Петра I, который одним не объяснил, почему надо стричь бороды и пить «кофэ» по утрам, а других отправил учиться в Голландию, не объяснив, чему они должны учиться. И когда они вернулись, то многие начали занимать посты и должности только потому, что научились ходить в шелковых чулках…

Но глупо нам, конечно, сегодня осуждать Петра. Он ведь, в конце концов, действительно был великим реформатором и, что самое главное, человеком делающим, созидающим, пусть с перекосом, пусть с ошибками, но он не шифровал пустоту и не симулировал деятельность.

Самая главная его беда – это то, что он хотел все и сразу.

Но все и сразу можно попытаться сделать в отдельно взятом городе или нескольких городах, но не во всей России. Петр не рассчитал масштабов своих владений, как, впрочем, и многие политики после него и даже в наши дни.

Все, что связано с Россией, должно делаться с учетом ее огромности, иначе даже самые добрые намерения останутся только намерениями, если не принесут вреда, причем не обязательно современникам, часто – потомкам. (I, 92)

(2009)

Еще раз повторю: прав был Волошин, который писал, что Петр Великий был первый большевик…

Великий человек? Да. А что наделал? (I, 137)

ПЕТРЕНКО АЛЕКСЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

(2000)

В «Цирюльнике» я впервые столкнулся в работе с такой глыбой, как Алексей Васильевич Петренко, ярчайший представитель великой русской актерской школы.

Он все: темперамент, сумасшествие, неожиданность, эксцентричность, работоспособность, а самое главное – совершенное бесстрашие. Причем бесстрашие перед всем: пять стаканов водки в кадре выпить и затем их съесть – ради бога; с медведем в обнимку сниматься – пожалуйста; по-английски заговорить, ни одного слова до того не зная, да no problem!

Даже в проруби не дал снимать дублера! (XVI, 1)

ПИРАТСТВО

(2001)

Контролировали мы пиратов так же, как и они крали, по-бандитски. По договоренности с силовыми структурами.

После нескольких инцидентов, которые возникли, были разгромлены несколько ларьков, в которых продавали нелегальные копии фильма < «Сибирский цирюльник» >; спалили пару цехов, в которых шло изготовление пиратской продукции. И это, как вы сами понимаете, не возбудило ни в ком чувства социальной несправедливости, просто пираты тупо поняли, что с этим «мерзавцем» Михалковым лучше не связываться.

Совершенно робингудовская история.

Бабушке, работающей в лаборатории, где печатали копию, предлагали пять тысяч долларов за то, чтобы она разрешила увезти копию на три часа. Пришлось охранять бабушку. На каждом просмотре до выпуска фильма в широкий прокат дежурили вооруженные люди, отнимавшие видеокамеры, если они появлялись…

Задумайтесь – два миллиарда долларов утекает из кармана государства каждый год через пиратские копии. Но пока не работают законы, которых пираты будут бояться, пока пиратская деятельность будет кормить тех, кто обязан с ними бороться, ничего кардинально не изменить. (II, 36)