Публичное одиночество - Никита Михалков

Это принципиальный вопрос. (I, 83)

(2005)

Когда говорят, что я лучше тебя, потому что лучше, – это одно. А когда я говорю, что я люблю свое, и предлагаю тебе тоже его полюбить – это совсем иное.

Первое – шовинизм, второе – патриотизм. (I, 118)

ПАУЗА

(2007)

Паузы служат умножению энергии. И паузы обнажают пустоту.

Поэтому многие актеры любят в кадре прикуривать, что-то делать руками, много произносить пустых слов. Тем самым еще больше обнаруживая совершенную неподготовленность. Если пауза не выстроена, это дыра на экране, просто медленно играющий скучный артист…

Многие режиссеры сегодня гордятся: я снял так, что подлиннее, чем у Тарковского, получилось. Но все настолько статично. И их общий план такой общий и такой длинный, и там настолько ничего не происходит… А другой человек ничего не будет делать, но вы от него глаз не оторвете.

Но, главное, вы никогда не обманете качественного режиссера, как не обманете себя. (XIII, 3)

ПЕНИЕ

(2006)

Вопрос: Я слышал ваше исполнение песни с казачьим хором, и мне очень понравилось. У Вас не было желания еще что-то напеть?

Я не претендую на певческие лавры. У меня хватает ума.

Но есть несколько песен, которые я действительно очень люблю и ценю. Я думаю, что на диске Кубанского казачьего хора эта песня будет – мне предложили, чтобы я ее опять спел. (I, 123)

(2008)

Интервьюер: Вы два раза спели в кино – в «Я шагаю по Москве» и «Жестоком романсе», и оба раза получились мегахиты. Может, рискнуть в третий раз?

Меня мама учила – никогда не выгребать всего до конца, чтоб услышать, как скребок коснулся днища.

Но как раз про «спеть песню» – была идея. Чтоб композитор Игорь Матвиенко написал цикл на стихи казачьего поэта Николая Туроверова. Гениальный поэт! «Уходили мы из Крыма среди дыма и огня…» Одну песню мы уже спели с Николаем Расторгуевым, но надо – цикл.

Тогда еще спою! (I, 132)

(2009)

Вопрос: Вы любите насилие и блатные песни?

Я не люблю насилия блатными песнями. (XV, 41)

(2009)

Интервьюер: Вас часто после фильма «Жестокий романс» просили про мохнатого шмеля спеть…

Постоянно.

Вы не отказывали?

Иногда пою, иногда нет…

Помню, на какой-то корпоративной вечеринке в Питере была дама смешная. Все при ней: грудь, «судзуки», но она совершенно косая была – «хала» набок, очки набок… Подошла на ломающихся каблуках к нашему столу, оглядела всех, никого не узнав, и произнесла: «А вам сказали, что артист Михалков сейчас будет нам петь песню про пчел?»

С этого момента в компании у нас так и пошло: «песня про пчел…»

Я благодарен Вам за откровенность, но закончить хочется как-то оригинально. Может, хотя бы куплет «песни про пчел»?

Нет, петь не буду. Где-нибудь в ресторане спою – приходите.

Для этого надо «халу» иметь, «судзуки»…

Конечно, а здесь пусть вам Киркоров поет – я сегодня и так за десятерых отдувался. (I, 137)

«ПЕРЕКЛИЧКА»

(2006)

Интервьюер: Есть у Вас одна роль, которую я считаю самой лучшей в вашей карьере. Но почему-то ни этого фильма никогда не показывают, ни Вы никогда не упоминаете о нем в своих интервью. Фильм называется «Перекличка».

Почему же, я упоминаю. Кстати, совсем недавно его показывали по одному из каналов.

Мои картины на ТВ – минимум четыре-пять раз в неделю, я даже не успеваю за этим следить.

Что-то я его не видел. Во всяком случае, фильм совершенно незаслуженно забыт.

Я совершенно с Вами согласен. Хорошая была картина, и я люблю эту роль, но не думаю, что она лучшая. Надеюсь, что у меня были роли, по крайней мере, по опыту и мастерству выше. Скажем, из моих любимых – «Сибириада». «Жестокий романс», конечно, яркая роль. Во всех отношениях там все совпало – замечательная команда такая была, что картина просто спелась. (I, 123)

«ПЕРЕКРЕСТОК»

(1992)

22 апреля из эфира Первого канала телерадиокомпании «Останкино» была изъята моя авторская передача «Перекресток»…

Это окончательно убедило меня в том, что методы «необольшевистского» насилия над свободой слова и индивидуальности мнения «живут и побеждают», о чем я и попытался сказать в передаче «Перекресток». (III, 6)

(1992)

В ночь с 29 на 30 апреля 1992 года Государственная телерадиокомпания «Останкино» экстренно показала выпуск программы «Телескоп», в которую незаконно были включены моя авторская передача «Перекресток», а также произвольно выбранные места из моей пресс-конференции, посвященной введению политической цензуры на Первом канале «Останкино» в эпоху демократии и гласности. Завершился специальный выпуск ночного «Телескопа» обсуждением моей передачи экспертами телерадиокомпании «Останкино», большую часть из которых я не имею чести знать.

Специальный выпуск «Телескопа», выпущенный в ночной эфир с поразительной для отечественного телевидения оперативностью, лишний раз подтвердил прозвучавшую на пресс-конференции убежденность в том, что реальной свободы слова и истинной индивидуальности мнений в средствах массовой информации, и в частности в «Останкино», нет.

Довольно смешно и обидно за телевидение было слушать тот детский лепет, который лился с экрана в попытке скрыть истинную причину запрещения выхода передачи «Перекресток» в широкий эфир. А причина эта, и я повторю еще раз, чисто политическая. Просто художник осмелился высказать свое мнение, не совпадающее с мнением просвещенной толпы. И последовал строгий окрик – «Не пущать!».

И самое поразительное, что это происходит почти в тот же день, когда президент с трибуны съезда на весь мир объявляет о гарантиях свободы слова в нашей стране. Следовательно, напрашивается один из двух выводов: либо нашего президента специально подставляют (в который уже раз), либо о нем не думают вовсе, заслоняясь от него административным эгоизмом. И то и другое аморально, тем более по отношению к главе страны, избранному народом.

Прозвучавшая в передаче «Перекресток» мысль о неизменности дьявольских методов оболванивания толпы, положенных в основу переворота 1917 года и сохранившихся до наших дней, оказалась нестерпимой для некоторых наших новых «демократических начальников», поменявших «шило коммунизма на мыло ложно понятой демократии». И они сделали все, чтобы лишить меня возможности общения с широкой зрительской аудиторией: это и незаконный показ передачи в неудобное (не для меня!) для зрителя время, это и нелепое, если не сказать больше, «обсуждение». Нелепое уже потому, что на мое предложение принять в нем участие мне ответили отказом: «мол, будет оно очень поздно – и художника не хотели бы беспокоить». Этот оглушающий своей «гуманностью» аргумент был мне высказан одним из руководителей телерадиокомпании «Останкино» г-ном Г.А. Шевелевым.