Публичное одиночество - Никита Михалков

Охота – одна из немногих возможностей оторваться от всего этого. В году месяца два и даже побольше на охоте провожу. Трофеев много у Вас? Трофеев не считаю, плохая примета. Пишете там, на заимках? Когда как. В зависимости от ситуации. (II, 49)

(2008)

Интервьюер: Нравится ли Вам убивать? Имею в виду не ваших киноперсонажей, а вашу страсть к охоте. Мы много читали в газетах, как Вы охотились на диких гусей, приносили медведя в качестве трофея…

Знаете, когда говорят фразу: «Много читали в газетах», я Вам отвечу – а на заборе что написано?.. Поэтому для меня это не аргумент – «читали в газетах». Я сам с изумлением многое читаю в газетах.

Я не убиваю на охоте! Я добываю зверя! Не надо путать острое с белым… Охота – это громадная культура, это величайший пласт культуры.

Не называйте охотой «пьянку в сапогах» с людьми, которые ходят пьяные по лесу и стреляют в самок, им все равно, кого убить, для них это явление лишено внутренней ответственности. Да, это убийство. Настоящая охота – это один из мужских тестов. Дело не в том, чтобы храбро целиться и стрелять, дело в том, как ты относишься к собственному выстрелу, как ты относишься к тому зверю, которого выслеживаешь…

Я не могу принять вопрос: «Нравится ли Вам убивать?» Если бы я сказал, что нравится, то представлял бы медицинский интерес… Наверное, Вы так и напишете.

А Вы верхом охотитесь или пешком?

Вопрос очень правильный. Есть верховая охота с борзыми собаками, с гончими собаками…

У меня есть небольшой опыт охоты верхом, но, к сожалению, это забытая культура. Охочусь так и этак, но как правило – пешком. (XV, 38)

(2009)

Вопрос: Я знаю, что Вы охотитесь. У меня брат – охотник. Он все время ссылается на ваш авторитет, когда я ему говорю, не жалко ли ему животных. А он говорит, что он работает с людьми, которых хочется перестрелять. Так он лучше на охоте стресс снимет. А Вы охотой занимаетесь из каких соображений?

Гениально!

Честно скажу, когда в оптику смотришь, много там мелькает лиц. Хорошо, когда это оказывается кабан-секач. Это во-первых.

Во-вторых, я убежден, что если запретить охоту, то с мужчинами произойдет то, что произошло бы с женщинами, если бы закрыли магазины. Вы можете представить – все магазины закрыты?

Да ну!

И я не могу представить, чтобы мужчинам запретили охоту. Поэтому она должна быть просто культурной, в сроки, цивилизованной. И мужчины будут снимать свой стресс.

А трофеи Вы на стенках развешиваете? К моему брату домой страшно заходить – утки висят, лисы по углам.

Хуже было бы, если б у него там висели те, кого он хотел бы… Тогда бы Вам было еще страшнее. Так что пусть лучше утки висят.

У Вас какой самый большой трофей?

Мой самый большой трофей – это баффало 1275 килограммов весом.

Это бык такой?

Это не человек! Дикий бык африканский.

А еще они на охоте часто выпивают…

Да что Вы! Безобразие. Не может быть! Прямо на охоте?

Да.

Как вашего брата зовут?

Геннадий.

Гене большой привет от меня.

А Вы тоже употребляете на охоте?

Главное, чтобы он пил после охоты, а не до.

А каких марок одежду Вы предпочитаете носить?

Я ношу то, что удобно. И то, что можно снять, бросить и потом сразу надеть.

А автомобиль у Вас шикарный небось? Большой, блестящий?

Он грязный. Вообще когда отмоют, то блестящий. «Рендж Ровер», черный. (I, 136)

(2009)

Вопрос: Вы выпускаете охотничью одежду своей марки…

Откуда Вы знаете?!

Да, это очень хорошая одежда. Там очень удобный капюшон. Закрываешь его, но козырек – вот такой, прозрачный. Непромокаемые карманы для документов. Убежден, что он мог бы быть хорош и для спецназа.

Я на себе его попробовал, рекомендую от имени охотника! Сорок процентов успеха на охоте зависит от одежды. (I, 136)

(2009)

Охота – это гораздо больше, чем просто стрельба: надели сапоги, приехали, напились и давай шмалять…

Это сезонность, учет зверя, отстрел ровно такого числа особей, чтобы не нанести ущерба популяции. Надо следить, чтобы не вырубали глухариные тока, потому что они восстанавливаются сто лет. Надо засеивать болота и озера лесным канадским рисом, который становится подкормочной базой для водоплавающей дичи. Плюс взаимоотношения между людьми, техника… А все вместе называется «культура охоты». Когда глаза не больше, чем рот. И ты не выбиваешь все, что попадется под руку. Вот тогда это действительно огромное удовольствие – причем не только для тебя…

Но, видимо, еще и для кабана, недавно Вами добытого…

И для кабана в том числе. Пять лет назад он в этих местах был выбит полностью. А в этом сезоне мы можем без ущерба для поголовья взять до сорока кабанов.

То есть благодаря Михалкову лес буквально кишит кабанами. Но ведь это же опасно.

Если бы Михалков сам вывел неведомого доселе зверя – кабана – в лабораторных условиях, тогда он, конечно, был бы виноват в порождении такого монстра. Собаки Баскервилей нижегородских болот. Но поскольку кабан присутствует еще на картинах Босха… Кстати, этот зверь, если он не подранок, для человека не опасен. Он сам людей боится как огня.

А подранок, значит, опасен? Грамотный охотник постарается подранка не упустить и, откровенно выражаясь, добить?

Да.

Боюсь спрашивать, как поступают настоящие охотники с эмоциональными «подранками»? В Союзе кинематографистов осталось немало людей, затаивших на Вас обиду…

Вопрос неправомочный. Я ни на кого в Союзе не охотился. Более того – сам долгое время был объектом охоты. (I, 140)

Охотничьи угодья

(2009)

Интервьюер: Охота помогает расслабиться. У Вас, говорят, есть несколько угодий в разных концах России…

Угодий два: под Нижним Новгородом и под Вологдой, но я приезжаю туда не охотником, а хозяином.

В первом – все живое было выбито, больше четырех лет мы просто его восстанавливали, а вот второе – побогаче и больших вложений не требовало.

Мне почему-то кажется, что дело это довольно живое, ведь если к земле ты относишься по-человечески, и она тебе ответит добром. Не знаю, как у вас, но у нас с русской деревней беда – она разрушена. Сердце сжимается, когда видишь, как все умирает…

Как я свои угодья выбирал?

По красоте пейзажа и возможности его использовать – для меня это большая отдушина. Пока прибыли мои владения не приносят, но я убежден: если и есть богатство, инфляции неподвластное, – это земля. Рано или поздно все поймут, что дороже ее ничего нет, особенно если она родная. (I, 137)