Публичное одиночество - Никита Михалков

Во всем этом я усматриваю откровенную провокацию против меня как гражданина и художника. Руководство телерадиокомпании «Останкино» продемонстрировало явный административный испуг за своих очередных «политических начальников», за честь, весьма сомнительную, своего телевизионного мундира. Лично для меня очевидно, что из-за всей суетливой кутерьмы, возникшей вокруг передачи «Перекресток», выглядывают не просто уши, но и хвост и копыта старого знакомого – необольшевистского кувшинного рыла (по меткому приговору бессмертного Гоголя), готового вновь, как и раньше, мордовать отечественную культуру.

И, как знать, не является ли вся эта фарисейская кампания с запретами отблеском грядущих времен, когда новый Жданов будет наглядно учить композитора, как надо сочинять «настоящую» музыку.

Я понимаю, что удел любого художника – вести борьбу за свои права в одиночестве. И это справедливо, особенно для тех, кто не любит и не умеет «петь в хоре». Но тут все должны ясно понять и трезво оценить: если сегодня, крича о правовом государстве, так поступили с нами, завтра не пощадят никого.

После всего происшедшего я заявляю, что прерываю какие-либо отношения с телерадиокомпанией «Останкино» и требую возмещения за принесенный мне моральный и материальный ущерб в результате незаконного выпуска в эфир в ночь с 29 на 30 апреля 1992 года моей авторской программы «Перекресток». Незаконен он не только потому, что противоречит воле автора, но еще и потому, что по сей день со стороны телерадиокомпании «Останкино» договор о создании цикла передач «Перекресток» еще никем не подписан.

Я запрещаю в дальнейшем использовать в передачах телерадиокомпании «Останкино» какие-либо материалы с моим участием как режиссера, актера, автора и участника телепрограмм.

В случае нарушения телерадиокомпанией «Останкино» этих требований я буду вынужден отстаивать свои права на интеллектуальную собственность через суд. Я оставляю за собой право распространить мою авторскую программу «Перекресток» как на территории СНГ, так и за ее пределами через альтернативные информационные каналы, где отсутствует политическая цензура.

От себя лично хочу выразить благодарность всем творческим и техническим работникам телерадиокомпании «Останкино», которые принимали участие в создании программы «Перекресток» и остались верны ей, а также всем тем, кто шлет в адрес моей Студии телеграммы и письма со словами поддержки и участия. Число их превысило все мои ожидания. Хочу выразить свою глубокую признательность российскому артисту Михаилу Боярскому за то, что он первый, выражая солидарность с моей творческой группой, отказался сотрудничать с телерадиокомпанией «Останкино». (IV, 2)

(1992)

Интервьюер: У всех свежо в памяти, как была снята из эфира руководством телерадиокомпании «Останкино» ваша передача «Перекресток». Какова ее дальнейшая судьба, и не значит ли, что так называемой гласности больше нет?

А ее и не было.

Вместо большевиков справа пришли большевики слева. Были неприкасаемые одни, сейчас неприкасаемые другие.

Что касается моей телепередачи «Перекресток», то пока я намерен распространять ее, оттиражировав в тысяче видеокассет. Готовлю и второй выпуск, который будет называться «Власть должна быть красивой», так что сдаваться не собираюсь. (I, 44)

(1998)

Интервьюер: Помните историю с программой «Перекресток», когда журналисты устроили судилище?..

Причем ночью, не позвав меня.

А когда я спросил: почему меня не позвали, мне ответили: мы не хотели беспокоить маэстро, было слишком поздно…

Это абсолютный стиль видимого айсберга сегодняшней журналистики, особенно столичной, стиль стаи.

Мою передачу «Перекресток», в которой я процитировал реферат «О коммунистическом воспитании» Бурбулиса, а он в то время был большим начальником, сняли с эфира. (Хотя я не хотел ничего плохого, я просто хотел понять, где же правда, и все.) После того как я поинтересовался, как же так – демократические времена, – передача была показана ночью. А после того, как она прошла, ко мне на Студию «ТРИТЭ» прислали КРУ. У нас забрали все документы и трясли, как только могли, чтобы хоть за что-нибудь зацепиться.

Слава богу, что у нас не было никаких нарушений… (VI, 1)

ПЕРЕМЕНЫ

(1986)

Вопрос: Как Вы ощущаете перемены, которые происходят в нашей жизни?

Мне думается, что время наступает замечательное. Попытаюсь объяснить по одной детали. Мы сейчас смотрим друг другу в глаза, стараемся говорить правду.

Давно ли, положа руку на сердце, нам действительно стало интересно смотреть программу «Время»?

Недавно, потому что возникла живая необходимость разговаривать с людьми на уровне доверия к этим людям. Потому что, когда мы говорили, что у нас с каждым годом становится всего больше и больше, лучше и лучше, возникал вопрос: а не честнее ли сказать, что что-то не так, чего-то не хватает, и попытаться сделать так, чтобы хватало, чтобы это было действительным делом, тем, к чему сейчас призывает партия.

Была такая безликая форма критики: «Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет…», и прекрасные, потрясающие по своей ясности слова сказаны когда-то Серго Орджоникидзе: «У каждой накладки есть имя, отчество и фамилия».

И мне кажется, наступило время, когда мы хотим знать: кто, где и когда. Верю, что мы узнаем. И это будет наша серьезная победа, победа нашего строя, победа нашего общества. (II, 13)

ПЕРЕСТРОЙКА

(1991)

Слово «перестройка» я нашел в бумагах императора Александра I, которые подготавливал ему Сперанский…

А мы считаем, что это слово… придумал Горбачев. (I, 41)

«ПЕСНЬ О МАНШУК»

(1969)

Мы с режиссером Мажитом Бегалиным работали <над этой картиной> с чрезвычайным доверием друг к другу, много импровизировали (атмосфера работы во многом напомнила мне съемки «Я шагаю по Москве»), делали основной упор не столько на коллизиях драматургической канвы сценария, сколько на самих характерах героев.

Старший лейтенант Ежов, которого я играл, кажется мне типом очень народным, соединяющим в себе юмор Иванушки-дурачка, легкость, нежность, спонтанность и в то же время в критических ситуациях оказывающимся совсем не таким уж дурачком: это человек верный, надежный, с ним, как говорится, можно пойти в разведку. (III, 6)

ПЕТЕРБУРГ

300-летие Санкт-Петербурга

(2001)