Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Самоделова

Есенинская «древесная» тематика обнаруживается и в скандируемом московскими школьниками шуточном стихотворении – отклике на произведение «Береза» (1913 г.), дословно воспроизводящем первые два стиха с присочиненной концовкой:

Белая берёза

Под моим окном —

Дальше я не помню,

Расскажу потом. [2111]

От темы девичества в фольклорных переделках «под Есенина» – к «садистскому стишку»

В августе 2000 г. в г. Талдом Московской обл. нам удалось познакомиться с записной книжкой-песенником Антонины Александровны Чáсовой с помещенной там песней на слова Есенина «Выткался на озере…», в которой настоящий есенинский текст завершается придуманными и поющимися в народе 6–7 куплетами:

И уже не девушкой

Ты пойдёшь домой,

А пойдёшь ты женщиной

С грустью и тоской.

И пускай со стонами

Плачут глухари,

Плачут о загубленной

Девичьей любви.

Интересно, что последние две строки 6-го куплета имеют вариант, там же записанный: «Примешь облик женщины // С грустью и тоской». В с. Кузьминское Рыбновского р-на Рязанской обл. также приписывают Есенину создание двухстишия, будто бы вызванного его юношеской любовью к крестьянской девушке, чье имя теперь забыто. [2112] Подобное «вольное обращение» с есенинским текстом, «дописывание» за Есенина поэтических строк обусловлено самим содержанием стихотворения, развитием любовной темы, которая у автора осталась открытой:

Зацелую допьяна, изомну, как цвет,

Хмельному от радости пересуду нет.

Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,

Унесу я пьяную до утра в кусты.

И пускай со звонами плачут глухари.

Есть тоска веселая в алостях зари (I, 28).

Народная песня почти не знает элегической грусти, намеков и полутонов; гораздо более близка ей трагическая струя с мотивами девичьего грехопадения и последующего самоубийства как естественного самонаказания за несчастную любовь. Любителям творчества Есенина импонирует творческая манера автора рассуждать о любви в духе народной житейской философии; однако некоторые выражения – оригинальные авторские находки – остаются непонятными и, соответственно, невольно заменяются исполнителями песни: так, образное действие «со звонами плачут» превращено в более простое «со стонами плачут». Есенинская строфика, ориентированная на размер распространенной на Рязанщине частушечной жанровой разновидности – двухстрочного «страдания», также представляется талдомским жителям излишне «растянутой». На севере Московской обл. эта жанровая форма неизвестна, поэтому в Талдоме есенинский текст и его «продолжение» записаны куплетами (как и полагается, четырехстрочными), что, впрочем, никак не отражается на певческой манере исполнителей.

Более сложный путь создания проделала пародия на стихотворение Есенина «Хороша была Танюша…», записанная М. Самбуровой от старшеклассников московской школы № 64 в 1983 г.:

Вкусно пахнет свежим мясом

У костра на вертеле.

Хороша была Наташа,

Лучше не было в селе. [2113]

Поэтика этой переделки ориентирована на недавно появившийся в фольклоре (прежде всего в городской среде его бытования) жанр «садистского стишка» – с его отличительными особенностями. Они таковы: четырехстрочная рифмованная форма типа куплета; тяготение к нарочито кровавой, смертельной развязке; немотивированное нагнетание ужаса, часто достигающего абсурдных размеров; простота сюжета, основанного на стремительном действии. Сам жанр «садистского стишка» восходит к литературе; прародителем его иногда называют ленинградского поэта Олега Григорьева с четырьмя его стихотворениями о «сантехнике Петрове», и генезис относят к 1980-м годам. Любопытно, что в процитированном тексте нет ни одной дословно повторенной есенинской строчки; тем не менее протоавтор угадывается по совокупности причин: по аллюзии на его стихи 1911 г. «Хороша была Та-нюша, // Краше не было в селе» (I, 21), по элегически-трагической интонации положенного в основу произведения, по ритмико-строфической его канве.

Расхожее представление Есенина озорником и хулиганом, что воспето и самим поэтом, вошло в нарочито создаваемые им и поддержанные его друзьями легенды, способствовало приписыванию автору крамольного двухстишия: «Любите <эвфемизм> баб в душистом сене! // С приветом к вам Сергей Есенин!». [2114] Первая строка придуманная, а вторая дословно копирует есенинское «Письмо к женщине». Появлению такой фривольной пародии способствовало включение творчества поэта (в том числе и этого произведения) в школьную программу и всенародное признание Есенина как классика отечественной литературы. Истоки такого пародирования восходят к средневековой «профанной поэзии», позволявшей себе переделывать даже молитвы «Отче наш» и «Символ веры».

По мнению исследователя пародийной поэзии школьников М. Л. Лурье, «в восприятии современных подростков эти переделки также обретают статус “parodia sacra”: канонизированное культурной традицией, официальным признанием или школьной программой произведение подвергается комической дискредитации за счет искажения текста, его подмены своего рода “антитекстом”». [2115] Исследователь отмечает, что «излюбленными приемами переработки текста пародируемого источника являются использование обсценизмов, актуализация сексуальной, скотологической и вакхической тем» ради намеренного создания контраста с «высоким статусом или инфантильным звучанием оригинала». [2116]

Тот факт, что есенинские поэтические шедевры подверглись перетекстовке и пародированию, свидетельствует о широчайшей популярности и народной любви к творчеству поэта: ибо только любимые строчки удается переиначивать и приспосабливать к новым условиям художественного бытования. При этом Есенин получает двойную жизнь: свою собственную – как гениального поэта и дополнительную – как отца-основателя новой народной песни. На основе его поэзии получаются необрядовые песни разных жанровых разновидностей и стихотворные формы, исполняющиеся разновозрастными исполнителями и изначально рассчитанные на взрослую и детскую аудиторию: это «садистские стишки», пародийные куплеты, лирические песни.

Фольклорная история «о пастушонке Пете»

Одним из наиболее популярных стихотворных произведений Есенина, подвергшихся народному переосмыслению, оказалась «Сказка о пастушонке Пете, его комиссарстве и коровьем царстве» (1925). Первая из известных переделок появилась во время Великой Отечественной войны и известна по воспоминаниям Аркадия Разгона «В моей фронтовой памяти», датируется концом июля 1944 года, когда состоялось его знакомство с А. Т. Твардовским. По этому случаю

редактор принял решение отправиться к начпроду дивизии капитану Петру Беспалову, доброму гению редакции, о котором мы говорили, перефразируя есенинские стихи о пастушонке Пете:

Трудно жить на свете

Без начпрода Пети… [2117]

Причиной обращения фронтовиков именно к этому произведению Есенина в данном случае явилось совпадение имен главных действующих лиц. Неизвестно, этой же мотивацией объясняется бытование в конце ХХ века в школе аналогичного четверостишия:

Трудно жить на свете

Октябрёнку Пете:

Пионер Серёжа

Бьёт его по роже. [2118]

Возможно, фольклоризация зачина есенинского произведения «Сказка о пастушонке Пете, его комиссарстве и коровьем царстве» (II, 166–173) вторична: сам поэт воспользовался бытовавшей в его время народной песней, а также соотносящейся с ней поговоркой: «На чужой сторонушке рад своей воронушке». [2119] Следы этой песни наблюдаются уже в детском письме А. Н. Толстого, написанном 29 августа 1896 г. на хуторе Сосновка Самарской губ. и обращенном к его матушке А. Л. Толстой (Бостром):

Охо-хо-хо-хонюшки,

Скучно жить Афонюшке

На родной сторонушке

Без родимой матушки. [2120]

Это был ответ А. Н. Толстого на письмо матери от 27 июля из Киева, где она процитировала три строки народной песни:

Охо-хо-хо-хонюшки,

Скучно жить Афонюшке

На чужой сторонушке! [2121]

В 1920 году А. Н. Толстой три строки этой песни поместил в виде эпиграфа в рассказ «Настроения Н. Н. Бурова». А пародии на есенинский текст подверглись две строфы – начальная и близкая к концу:

Пастушонку Пете

Трудно жить на свете:

Тонкой хворостиной

Управлять скотиной.

<…>

«Тяжело на свете

Быть для всех примером.

Будь ты лучше, Петя,

Раньше пионером» (II, 166, 173).

«Два-три полуанекдота» о Сергее Есенине

Русский фольклор вобрал в себя поэзию Есенина и, соответственно, преобразовал ее в своих песенных произведениях. Сам же Есенин как стихотворец, автор и вообще примечательная фигура отобразился в древнейшем прозаическом жанре – в анекдоте. Показательно, что анекдоты (или подоб-ные жанровые образования, квазианекдоты) о Есенине ходили уже при его жизни. Современник поэта Н. Н. Асеев размышлял в воспоминаниях 1926 г. «Сергей Есенин» по поводу описываемой личности: «Что и кто любили? <…> Два-три полуанекдота…». [2122] Лариса Сторожакова сообщала о том, что со слов А. Б. Никритиной (жены А. Б. Мариенгофа, друга Есенина) известны «общие байки о Есенине, красивая легенда о Мариенгофе» 64.