(Не)любимый муж (СИ) - Дарья Владимировна Ратникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1 декабря
Прошла почти неделя. Глупо. Никогда не испытывал желания вести дневник, а тут вдруг понял, что не могу молчать. Я далеко не лучший человек на свете. Да и вообще не умею всё вот это — цветы, букеты, романтические вирши, но господин Лавёр собирается выдать Элизу за Робси. Мы с ним встречались пару раз чисто на научном поприще. И хуже и я бы сказал, гаже (не побоюсь этого слова) человека я не знаю. Он, наверное, не сильно старше меня. Но из тех слухов, что ходят про него, вовсе не всё слухи. Совсем нет. И про его жён и про любовниц. Не хочу даже думать про эту мерзость. Так жаль, что у Элизы не будет даже времени познакомиться со мной поближе. Но тешу себя надеждой, что после свадьбы это будет возможным. Тем более, что дел у меня не так уж и много. Я не могу говорить о чувствах, а писать — ещё тяжелее. И всё же я рад, что неделю назад увидел Элизу Лавёр. Да что там рад! Я счастлив!
5 декабря
Сегодня её дядя назначил дату свадьбы. Он будет её посаженным отцом. Всё честь по чести. Робси отступился. Только меня почему то не покидает дурное предчувствие. Я бы хотел увидеться с Элизой, Эли, как все её здесь называют. Сказать пару слов. Так ведь не бывает, что человек, который годится ей в отцы, вдруг влюбился без памяти! Такого не бывает. Говорят, по крайней мере, что не бывает. Но какое мне до этого дело! Я всего пару раз видел Элизу, а кажется, что знаю уже много дней. Такое бывает. Я знаю. Я верю. Хотя я никогда не увлекался романами, но те чувства, что проросли во мне, хотя я думал, что уже слишком стар для них, никуда не денутся. Я надеюсь, что та, которой предстоит в скором времени стать моей женой, никогда не прочитает эти строки. Я надеюсь, что скажу ей сам, как сильно люблю её, полюбил с первой встречи. А эти строки пусть останутся в дневнике. Как глупость, сумасбродство, сумасшествие, огонь в крови. Всё то, что живёт во мне, хотя я и сам этого не знал.
20 декабря
Сегодня самый счастливый и самый, пожалуй, печальный день для меня. Мы стали мужем и женой. Вроде бы надо радоваться, но на сердце необычно тяжело. Я просил господина Лавёра дать мне поговорить с Элизой наедине хотя бы полчаса. Но нет. Никаких встреч. Только редкие разговоры в гостиной при родственниках. А там ничего и не скажешь толком. Для всех я, пожалуй, сухарь, что решился почти в сорок лет жениться на восемнадцатилетней девушке. Наверное, и для неё так всё выглядит. Я «купил» молодость за титул. Глупо, но я сам дал пищу этому. И сам не попытался поговорить. Я думал, что моей любви хватит нам двоим. И, боюсь, ошибался.
Сегодня после венчания, когда мы, выслушав поздравления, поехали домой, Эли забилась в уголок в карете, такая несчастная и такая испуганная, что я не решился даже пожалеть её. Хотел объяснить, хотел рассказать, но, увы, с пером и бумагой я общаюсь намного лучше, чем с людьми. Так вышло. Маленькая напуганная девочка и злодей. Я думаю, ей всё видится в таком свете. Но я готов дать ей время.
3 января
Первые дни после Рождества. Я хотел бы проводить их с Эли. Но, увы, моя супруга сторонится меня. Она почти не выходит из своей комнаты. Я пытался, видит Бог, я пытался поговорить с ней. Но она сразу забивается в угол, как маленький напуганный зверёк. А у меня нет слов. Я не красив и знаю это. Я не щеголь и фат из её любимых романов в жёлтой обложке, что она читает взахлёб. Я бы мог стать таким, но сейчас уже слишком поздно, пожалуй. Всё это мотовство простительно в двадцать лет, но никак не в сорок. На мне герцогство и люди. Хотя, думаю, хуже чем я есть, я уже жене не покажусь.
От всех совместных завтраков и обедов она отказывается. Точнее, лучше было бы, если бы отказывалась. Я же вижу, как она сидит и ей кусок в рот не лезет. Я пытаюсь заговорить с ней, но она лишь вздрагивает и отворачивается. Видно, действительно я слишком стар для неё и слишком много о себе возомнил.
10 февраля.
Я просто оставил Эли в покое. Пусть делает то что хочет. Я вижу, как ей неприятно моё общество, как она боится меня, как вздрагивает, если я подхожу к ней. У нас нет общих тем для разговора. Она ни о чём не просит меня, ничего не требует. А я, вот дурак, не могу прямо спросить, чего ей надо. Я не умею говорить с женщинами. Я никогда не был вежливым и не пытался понравиться. А ещё я знаю, что герцога де Фруа не особо любят в высшем свете. Просто потому, что я считаю пересказ сплетен — худшим времяпрепровождением из возможных. И всё же моим сердцем владеет только она. На горе или на радость, я теперь уже не знаю. Я слишком понадеялся на свои силы, я слишком поверил в себя и обманулся. Слишком смешно это и глупо. Вода камень точит и прочее то, что так замечательно в виде научных истин выглядит на бумаге и что вовсе не звучит, если ты пытаешься об этом сказать. Особенно себе.
1 марта
Эли не было в комнате, когда я зашёл. Хотел позвать её на прогулку. Нэнси сказала, что госпожа герцогиня приказала заложить экипаж и укатила в город. В свой привычный, наверное мир. Я подошёл к окну, хотел проветрить комнату. Настолько невыразимо душно мне здесь показалось. И остановился. На столе лежал черновик, видимо письма. И меня привлекло моё имя. Эли писала обо мне? Я чуть не рассмеялся. Я полный дурак. Я ровным счётом ничего не знаю о своей жене. Чем она интересуется, чем живёт, как жила до меня, кому, в конце-концов она
