(Не)любимый муж (СИ) - Дарья Владимировна Ратникова

него только дядя? А, главное, он никогда не рассказывал о себе. Вот только она, ослеплённая влюблённостью, не хотела этого замечать. И вот теперь какое то плохое предчувствие сдавливало грудь, стоило ей только подумать об Оливере. Почему то ей казалось, что он просто так не угомонится.

— Я не буду, — тихо ответила она супругу. А потом вспомнила снова, что как хорошая хозяйка должна была накормить его. Да только уже всякое время обеда вышло. И покраснела со стыда. — Виктор, ты, наверное, голоден. А я совсем забыла. Пойдём обедать.

— Ничего, — он улыбнулся ей так, как только он умел. Ни капли не расстроился, ни капли не разозлился. Какой же он всё-таки замечательный!

Но молодость брала своё и Эли не могла долго себя корить за то, что было в прошлом. Прошлое прошло. А она любила и была любима. И это такое прекрасное чувство, что она просто отдалась ему без остатка, наслаждаясь каждым мгновеньем с Виктором.

Они пообедали вдвоём в большой, но такой уютной столовой, которую Эли уже успела полюбить. А потом Виктор решил немного отдохнуть и ехать искать рабочих уже завтра. Всё-таки сейчас уже почти стемнело. А в темноте он мало чем сможет там помочь. Тем более, что несколько человек, глубоко преданных ему, осталось помогать крестьянам и смотреть, как они расположились на ночлег. Виктор приказал накормить их, напоить и выдать им из дома, что понадобится. Но чтобы его не тревожили поручил все дела решать управляющему.

А сейчас они с Эли вдвоём по традиции расположились в её комнате. И Виктор снова сидел рядом с ней и читал ей и держал её за руку, пока она не заснёт. И Эли засыпала счастливая. Ей даже казалось, что этого счастья слишком много выпала на её скромную долю. Чем она вообще заслужила такое счастье?

И уже проваливаясь в дрёму она почувствовала лёгкий поцелуй на губах. И так и заснула, улыбаясь.

Глава 8

А утром после завтрака они решили прогуляться немного перед поездкой. Точнее Эли хотела проводить мужа. Кто знает, как часто теперь он сможет появляться дома. Они вышли на улицу. Было тепло совсем не по осеннему. Пока они жили у моря, здесь, как оказалось, уже выпадал снег, а потом растаял. И сейчас снова было неожиданно тепло не по погоде. Эли так радовалась этой нечаянной передышке перед зимой. Она с детства не любила снег и морозы. Хорошо, что даже здесь в столице очень редко сильные морозы держались больше недели, а снег лежал дольше пары месяцев. Но в пансионе, глядя на карту мира, она не раз задумывалась, как живут люди в странах севернее их. Там ведь зима почти полгода длится.

И всё же она, наверное, полюбит зиму. Особенно в этом доме, по старинному уютном. Он, должно быть, выглядит просто замечательно под ослепительным снежным покровом.

Так, размышляя, они прогуливались с Виктором по тропинкам. Им не надо было говорить, чтобы понять друг друга. И в молчании они находили радость. Эли смотрела на Виктора и улыбалась, а он в ответ крепко сжимал её руку. И не надо было слов. Между ними было больше, чем просто слова.

И сначала Эли не поняла, почему вдруг как вкопанный остановился её супруг, а потом подняла глаза и вздрогнула, крепче прижавшись к Виктору. Перед ними из кустов на тропинку выпрыгнул Оливер. В руке его был крепко зажат пистолет.

— Я вызываю тебя на дуэль, граф Виктор де Фруа! — И пистолет его, направленный на Виктора не дрожал. В глазах решимость, губы сжаты. Боже, зачем он это делает? Зачем? Чего ему не хватает? Почему он не понимает простых слов?!

Эли всю трясло от страха и от злости одновременно. Хотелось выйти вперёд и хорошенько встряхнуть Оливера. Но он не услышит её. Никогда не слышал. Всегда думал только о себе.

— Я отказываюсь, — просто сказал Виктор. — Сейчас у меня нет времени для дуэли. Если через две-три недели твой пыл не остынет, я готов дать тебе сатисфакцию. Хотя, честно говоря, не понимаю зачем, — И Виктор поджал плечами.

— Трус! — Презрительно выплюнул Оливер. Развернулся и сделал два шага назад.

А потом… Всё произошло так быстро, что Эли не успела даже моргнуть, не успела подумать… Ничего не успела.

— Значит не хочешь по-хорошему? — Оливер резко повернулся и выстрелил. Звук выстрела, словно гром прорезал сонную спокойную тишину сада. Он посмотрел на Эли, хотел было, что-то сказать, но губы у него затряслись. Он бросил пистолет и кинулся прочь из сада.

— Виктор? — Эли поразила спокойная тишина. Она медленно повернулась, ожидая увидеть рядом супруга. Но он лежал рядом, на земле, зажимая рукой рану, на груди. И кровь как-то странно вытекала, толчками. Белая рубашка вся намокла. И… Боже, о чём она думает.

— Сейчас, я сейчас.

И она кинулась к дому так, как никогда, наверное, не бегала за всю жизнь.

— Помогите! Помогите кто-нибудь! — Она кричала так, что должно быть, слышно было на всю округу. И когда на её крик из дома высыпали слуги, Эли, задыхаясь смогла только прошептать. — Виктор ранен. Лежит там, в саду. Доктора срочно.

Грудь сдавило, в горле стоял ком, а слёзы жгли глаза. Боже, он не может так умереть! Не сейчас, когда она полюбила его, когда она готова всё для него сделать! Один из слуг, кажется, конюх, вскочил на лошадь и верхом бросился за доктором, а Перкинс и ещё двое молодых парней поспешили за ней.

— Не беспокойтесь, госпожа графиня, я когда-то воевал и знаю, как перевязывать раны. Главное — это остановить кровь. — Бормотал Перкинс рядом, успокаивая её.

А Эли больше всего боялась того, что помощь прибудет слишком поздно. Она не признавалась в этом себе, не хотела даже думать об этом. Но боялась, боялась до безумия. Может быть, ей надо было не бежать за помощью, а самой перевязать рану? Может быть, таким образом она потеряла драгоценные минуты? Дорога до того места, где она оставила Виктора, показалось ей неимоверно долгой, словно они шли час. При том, что все спешили, как могли, почти бежали. Даже старый Перкинс смешно семенил рядом, стараясь поспеть за ней и более молодыми слугами.

И наконец они дошли. Виктор лежал на траве. И сердце у неё на мгновенье остановилось. Эли показалось, что он уже не дышит. Она остановилась, судорожно хватая ртом воздух. Перкинс и слуги оттеснили её от Виктора. А ей… Ей малодушно не хватило смелости. Она сжала