Дочь понтифика - Дарио Фо

«Мне? Грозить? А что конкретно имеется в виду?» – «Ну, например, не секрет, что вы правите Феррарой по милости понтифика. Как говорится, Бог дал – Бог взял; в делах же светских это прерогатива Его земного наместника». – «Трудно спорить: дамоклов меч всегда висит над моей головой». – «Вы, вероятно, полагаете, что подстраховались от его падения, договорившись с королем Франции о женитьбе вашего сына Альфонсо на герцогине Ангулемской, верно?» – «Можно сказать и так. Подобный план существует, и переговоры идут полным ходом». – «Увы, мой дорогой герцог, тут следует употреблять глаголы в прошедшем времени: существовал и шли». – «Неужели? Что же случилось?» – «Несколько дней назад произошел неожиданный поворот – один из тех, что постоянно подстерегают меня и всех нас на жизненном пути: Людовик XVI заключил с Испанией соглашение о разделе Неаполитанского королевства и готов отправиться со своей армией на его завоевание. Вам, без сомнения, известно, что дорога из Парижа на Неаполь проходит через Рим. Следовательно, королю необходимо получить разрешение моего, как уже было сказано, папы на продвижение французских войск через Папскую область. Это возможно, но только в том случае, если ваш сын возьмет в супруги не герцогиню Ангулемскую, а меня. Итак, король, не желая огорчать понтифика, попросит вас забыть о всех прошлых обязательствах». Теперь можешь рыдать сколько влезет, – и Эрколе с грустной иронией смотрит на Альфонсо, застывшего разинув рот.

Придя в себя, молодой д’Эсте кричит:

– И ты, отец, кажется, готов подчиниться! Тебя обложили со всех сторон и прижали к стенке. Гнусная интрига и гнусная интриганка!

– Ты ничего не понял! «Имеющий уши, да услышит» – это не о тебе сказано, сынок. Лукреция, умница, открыла нам планы, которые должны были оставаться тайными. Теперь мы знаем, чего ожидать, а кто предупрежден, тот вооружен. Есть время, чтобы подумать, как, сохранив лицо, не потерять Феррару и добрых отношений ни с Людовиком XVI, ни с Александром VI. Уж этот-то, если ему так хочется свадьбы, заплатит нам за нее чистоганом, будь уверен!

Дебют папессы

Тем временем Александр VI задумал новый спектакль, в котором роль, предназначенная дочери, должна была не только продемонстрировать отцовское к ней доверие и любовь, но и высоко поднять в общественном мнении престиж исполнительницы. Предприятие выглядело довольно рискованным, поскольку все остальные роли распределялись среди епископов и кардиналов, а эти артисты далеко не всегда подчинялись строгой режиссуре и, постоянно существуя в атмосфере склок, наветов и клеветы, легко могли провалить любую мизансцену, сколь бы серьезно ни была она выстроена постановщиком, пусть даже самым влиятельным. Тем не менее понтифик, объявив, что вынужден во главе армии отправиться на юг Лацио для решения некоторых территориально-имущественных проблем, счел возможным на время своего отсутствия, предположительно на месяц, поручить управление Ватиканом не кому-нибудь, а Лукреции. Женщина на папском престоле! К тому же родная дочь! Но в Риме, населенном римлянами и римлянками, привыкшими ко всему, что только может случиться в этом мире и даже за его пределами (например, в аду), скандальное решение вызвало лишь насмешливое удивление и любопытство: интересно, чем это кончится?

На первом же руководимом ею заседании консистории Лукреция предстала не примадонной в роскошных одеяниях, расшитых золотом и украшенных драгоценными камнями, не светской дамой в вечернем наряде, но скромницей в непритязательном платье.

Ошарашив своим видом расфуфыренных прелатов, новоявленная папесса поприветствовала их и без долгих церемоний сразу же приступила к делу: достала из папки несколько листов бумаги и проговорила, прекрасно артикулируя:

– Вот какое пришло мне письмо. Не так давно в Ломбардии, между озерами Маджоре и Комо, умерла женщина, известная всем проживающим в долине реки По. Она отнюдь не отличалась родовитостью – напротив, ее родителями были безграмотные крестьяне из деревни под названием Ферма. Как нередко и повсеместно случается в подобных семьях, отец проявлял к дочери чрезмерную строгость; попросту говоря, лупил почем зря. И вот в один прекрасный день бедняжка убежала из дома со сломанной рукой и заплывшим глазом. Целый день поднималась она на вершину Священной горы, где в развалинах древней обители одиноко ютилась прославленная по всей округе отшельница-знахарка… Впрочем, лучше не пересказывать, а прочесть вам вслух дальнейшую часть письма от настоятельницы нынешнего монастыря Сакро-Монте, – и Лукреция начала вдохновенную декламацию: «У целительницы оказались поистине золотые руки. Избитая девушка, а звали ее Джулиана, выздоровела и осталась жить вдвоем с врачевательницей. В сохранившуюся стену давно заброшенной обители было, как водилось когда-то, горизонтально врезано так называемое благодатное колесо, вращающееся на оси. К нему крепились корзинки; с внутренней стороны стены в них клали нехитрую снедь, одежду и обувь для тех, кто голоден, наг и бос. Достаточно было крутануть колесо, чтобы подаяние оказалось снаружи и досталось страждущим. Не зря же сказано: “Делай так, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно”», – Лукреция отложила письмо и вновь перешла к пересказу: «Так вот, однажды утром Джулиана, как обычно, положила в корзинку яйца, молоко и свежеиспеченный хлеб, и раскрученное колесо, сделав полный оборот, принесло в обитель подкинутого младенца. Поначалу его хотели отдать кому-нибудь из женщин близлежащей деревни, но все они наотрез отказались, говоря: “У каждой из нас уже по нескольку оглоедов и только по две груди, так уж судил всеблагой Господь”. Ничего не поделаешь, в обители появился новый житель, но у него было два десятка любящих матерей. Да-да, не удивляйтесь, именно столько – ибо к тому времени приют на вершине Священной горы принял многих страдалиц, подвергшихся насилию, а также целительниц и врачевательниц. По всей округе разнеслась слава обители милосердия, как стали называть эту женскую общину; тех же, кто входил в нее, нарекли милосердными монахинями. Они сумели сами обеспечивать себя всеми необходимыми продуктами, работая мотыгой, разводя скот, ловя рыбу в озерах и реках; научились выделывать ткани, шить одежду, вязать шерстяные одеяла. Они молились и пели песни. Они никому не отказывали в помощи – ни голодным, ни увечным, ни попросту несчастным. Мы-то с вами знаем, как просто найти людей, в ней нуждающихся, и как трудно – готовых ее оказать. Увы, благодатные колеса часто вращаются с ужасным скрипом. К тому же нередко сильные мира сего, порой даже очень сильные, склонны видеть в бескорыстном милосердии подспудную корысть, если не ересь. По счастью, это не тот случай». Лукреция опять принялась читать: «Слава богу, неблаговидные подозрения отвергались не только простыми смертными, но и некоторыми из власть имущих. Благодаря этому при папе Сиксте IV обитель милосердия была признана полноценным монастырем, который рос и ширился. Несколько дней назад Джулиана,