Кощеева жена - Екатерина Валерьевна Шитова

За несколько минут Матрена выплакала все слезы, которые копила внутри на протяжении нескольких месяцев. Никогда прежде Настасья не видела Матрену такой жалкой, слабой и беспомощной. Это ее тоже почему-то порадовало.

«А нечего было хорохориться! Тоже мне смелая нашлась! Убью да одолею… Еще и меня с толку сбила! Пускай вот сейчас страдает из-за своего упрямства, чай не в сказке живем!»

Так подумала про себя Настасья, но вслух она проговорила следующее:

– Со мной такого не бывало. Я ведь вообще думала, что либо Яков Афанасьич уже стар, либо я пустая! – Настасья помолчала, потом грустно добавила, – значит, все же, во мне дело, а не в нем.

– Тебе повезло. Лучше быть пустой, чем забеременеть от Кощея!

Голос Матрены прозвучал трагично, а глаза ее вновь наполнились слезами. И уже через секунду она снова рыдала, уткнувшись лицом в Настасьино плечо.

– Тише, тише, не плачь. Мы что-нибудь придумаем! Подожди, дай собраться с мыслями!

Но Матрена все плакала и плакала, и слезам ее не было конца…

***

Настасья провела рядом с младшей невесткой полночи. Когда Матрена, наконец, успокоилась и затихла, положив голову на подушку, Настасья осторожно дотронулась рукой до ее теплого, упругого живота. Ребенок внутри беспокойно ворочался и пинался, и Настасья невольно замерла, ощущая под ладонью зарождение новой жизни. Пусть она зародилась не в любви, а в слезах и страданиях, но все же это была жизнь.

–Дитя! В тебе растет дитя! – прошептала она, не сдержав восторженных чувств.

– Это не дитя, – перебила Матрена, – это зло, исчадие ада!

Голос ее был полон злобы и ненависти.

– Не говори так, Матрена! Это ведь грех! – испуганно воскликнула Настасья.

– Вот это грех! – Матрена указала руками на свой живот, – Самое правильное – этот грех выродить и в лес отнести, похоронить его там, чтоб никто не видел.

Настасья ничего не ответила, она смотрела на Матрену большими, напуганными глазами, лицо ее при этом странно вытянулось.

– Избавиться хочешь? – прошептала она.

– Хочу! Давно бы уже избавилась, если бы знала как!

Голос Матрены был холодный и безразличный, Настасья даже поежилась, обхватила себя руками. Что бы она делала, если бы такое приключилось с ней? Смогла бы полюбить нежеланное дитя?

Какое-то время девушки сидели молча, а потом Настасья заговорила:

– За нашим пастбищем есть лесок. Знаешь?

– Знаю, – еле слышно ответила Матрена.

Еще б ей не знать! В том лесу она тогда так прокляла свекра, что он четыре года пролежал на кровати! Матрена до сих пор была уверена, что это ее слова тогда возымели такую силу. Жаль только, что последующие проклятия не действовали на Кощея!

– За лесочком тем – Большая гора стоит, – продолжила Настасья, – а под Большой горой избушка стоит.

Она загадочно отвела глаза в сторону.

– Ну, Настасья, будто сказки рассказываешь. И что? – нетерпеливо спросила Матрена.

– А то… Избушка у Большой горы непростая. В ней ведьма Упыриха живет.

Матрене было сейчас не до смеха, но услышав последние слова Настасьи, она прыснула, прижав ладонь к губам, а потом и вовсе рассмеялась в голос.

– Настасья, ты вроде девка взрослая,а в сказочки веришь! Да мы этой старухой Упырихой друг друга в детстве пугали! Всем известно, что померла давно эта самая Упыриха!

– Не померла! Поверь, Матрена, я знаю, о чем говорю!

Матрена внимательно взглянула на старшую сноху.

– Еще скажи, что ты сама к Упырихе ходила да своими глазами ее избушку видела!

Настасья приложила ладони к пылающим щекам, радуясь, что в темноте не видно краски, вмиг покрывшей ее лицо.

– Я сама не ходила… – смущенно проговорила она, – Мамка моя у нее была, от бремени ходила избавляться. Мне тогда десять годков было, я все помню.

Улыбка тут же сошла с лица Матрены. Она нахмурилась.

– И что, избавилась? – хрипло спросила она.

– Избавилась, – ответила Настасья, и тут же мрачно добавила, – потом, правда, спилась.

Лицо Матрены оживилось. Она не обратила внимания на последние слова Настасьи.

– Тогда и я избавлюсь! Если и вправду стоит под горой избушка, как ты говоришь, если и вправду живет в ней старуха-ведьма, то я к ней пойду и от выродка этого избавлюсь!

– И не жалко тебе дитятко? – с тревогой спросила Настасья.

– Ни капли не жалко, – с ненавистью в голосе ответила Матрена, – знала бы ты, как я мечтаю об этом! Ненавижу его!

Настасья покачала головой, вздохнула удрученно.

– Смотри, Матрена, это так просто ни одной женщине с рук не сходит. Погубить собственное дитя… Это ведь самое ужасное, на что женщина может решиться.

– Замолчи, Настасья! – закричала Матрена, размазывая по щекам слезы, – Замолчи и уходи скорее отсюда, пока я тебе в волосы не вцепилась!

Матрена скривилась и рухнула на кровать. Настасья замерла у двери, по ее щекам тоже текли слезы. Ей было жаль Матрену, но и ее нерожденного ребенка она тоже вдруг пожалела.

– Я не могу больше жить с этим чудовищем внутри! – прошептала Матрена и скривилась так, как будто ей было очень больно.

Настасья вздохнула и вышла из комнаты, притворив за собой дверь.

***

Спустя два дня Матрена отправилась к избушке ведьмы Упырихи. Путь туда был дальний и непростой – Матрене пришлось ползти по глубоким сугробам. Но повернуть назад она не могла, она была полна решимости избавиться от ненавистного бремени как можно скорее. И если Упыриха и вправду не выдумка, а реальный человек, Матрена обязательно найдет ее.

Кое-как Матрена доползла до леса и присела отдохнуть на круглый пень, торчащий из-под снега. В лесу сугробов было меньше, но идти было по-прежнему тяжело – то и дело приходилось перелезать через поваленные деревья, перешагивать коряги, обходить глубокие овраги. Зимний лес был тих, сер и неприветлив. Лишь время от времени где-то вдалеке ухала сова, а один раз до Матрены донесся отголосок волчьего воя.

Наконец, спустя несколько часов, Матрена увидела перед собой гору, сплошь покрытую густым ельником. Острые верхушки вековых деревьев тянулись прямо к низким, лохматым, серым тучам, словно стремились проткнуть их насквозь. Матрена отдышалась, огляделась вокруг, держась обеими руками за живот, но никакой избушки поблизости не увидела. Кругом был лишь лес.

– Эй! Упыриха! Ау! – прокричала Матрена.

Ее хриплый крик откликнулся несколько раз эхом со всех сторон и стих. И снова на все вокруг опустилась тишина.

– Ну как же так? Ведь Настасья божилась, что Упыриха жива, что живет она у самого подножья Большой горы… Вот только здесь ничего нет: ни избушки, ни ведьмы.

Матрена ещё раз оглянулась кругом, еще раз покричала в пустоту, походила между деревьями и без сил