Кощеева жена - Екатерина Валерьевна Шитова

сказавшись. Невестки же весь день не находили себе места от волнения, работали невнимательно, за что получали нагоняи от строгой свекрови. Девушки ждали “бури”, поэтому все валилось из их рук, и работа делалась из рук вон плохо. Они знали, что когда вечером Яков Афанасьич не явится с работы, Анна Петровна поднимет шум, примется плакать и искать его по всей деревне. А когда не найдет…

– Успокойся. Самое трудное уже сделано, – утешала Матрена плачущую украдкой Настасью, – дальше будь, что будет! Главное, что Кощея больше нет! Он гниет в лесном овраге.

Но Настасья не могла остановить слез. Плакала она не столько из-за совершенного ими греха, сколько из-за слов Якова Афанасьича об ее Мише. Неужели муж, и вправду, позабыл ее и решил остаться навсегда на чужой стороне? Куда же она тогда денется? Теперь она – никому не нужная брошенка! Свекр обещал ее при себе оставить, а теперь его нет, и никому она больше в этом мире не нужна… Так думала Настасья, и плакала снова и снова, вытирая опухшие глаза концом подола. Ей было страшно за свое будущее.

Вечером, когда снохи накрывали стол к ужину, Настасья споткнулась и разлила на пол щи, приготовленные для хозяина дома. Лицо ее искривилось, и она уже собиралась заплакать, но Матрена тут же подскочила к ней с тряпкой.

– Я все уберу! Иди, Настасья, я уберу!

Анна Петровна, увидев беспорядок, завопила во весь голос, подскочила к Матрене и принялась трепать ее за косы, колотить по спине.

– Ах ты, неряха косорукая! Чем же мне теперь прикажешь хозяина потчевать? Мерзавка ты этакая! Погляди, вон чего натворила!

Свекровь таскала Матрену за волосы из стороны в сторону, а потом взяла тряпку, которой та затирала щи с пола и принялась тыкать ею девушке в лицо.

– Сколько еды перевела! На, жри, гадина ты такая!

Настасья стояла в углу кухни и плакала, глядя, как Матрена сносит тумаки вместо нее.

– Чем я хозяина буду кормить? Чем? – кричала Анна Петровна.

– Ничем! – внезапно выкрикнула в ответ Настасья.

Анна Петровна выпустила из рук Матренины волосы и медленно обернулась ко второй невестке.

– Чего ты сказала? Ну-ка повтори, да погромче! – хриплым голосом спросила она.

– Ничем его кормить не надо! Мертвый он! Убит ваш Яков Афанасьич! Некого вам больше щами кормить!

Матрена округлила глаза и замахала на Настасью руками. Анна Петровна замерла, изумленно раскрыла рот. Платок ее съехал с головы, и седые волосы разлетелись в разные стороны. Ее голова теперь напоминала сухой вересковый куст. Матрена учуяла ее запах – от свекрови пахло потом и старым, изношенным телом.

– Ты чего, Настасья, вконец ополоумела? Чего мелешь? – взволнованным низким голосом проговорила Анна Петровна, медленно подходя к Настасье.

– Не слушай ее, маменька! – воскликнула Матрена и загородила собой Настасью, толкая ее плечом к выходу, – пусть она идет к себе да выспится хорошенько. Уработалась, наверное, ерунду сущую говорит!

Но свекровь не спускала глаз с Настасьи. Лицо ее было подозрительным.

– Знаю я, что вы Якова Афанасьича обе ненавидите. Думаете, больно строг он с сыновьями нашими? Или с вами строг? Нет! Мой муж все правильно делает. Он и их, и вас воспитывает так, как предки наши молодое поколение воспитывали!

Анна Петровна обернулась и взглянула обезумевшими глазами на Матрену.

– Вы обе ему смерти желаете? – брызжа слюной, выговорила она, – Да только не дождетесь! Скорее сами подохнете!

Она толкнула Матрену в грудь, и та, поскользнувшись, упала прямо на разлитые по полу щи. Женщина подошла к окну, подняла занавеску, и ее испуганное лицо тут же переменилось, посветлело. Обернувшись к невесткам, она радостно проговорила:

– А вот и он, хозяин наш, идет!

– Кто-кто? – переспросила Матрена, поднимаясь с пола.

Она подскочила к окну и увидела, что по тропинке к их воротам твердой походкой идет мужчина.

– Яков Афанасьич? Да как же это? Не может быть… – пролепетала Матрена.

Она перекрестилась три раза, протёрла глаза и снова глянула в окно. По тропинке к дому шел не кто иной, как свекр. От его лысины отсвечивали закатные лучи, отчего казалось, что голова его светится огнем. Выражение лица мужчины было строгим и суровым, нос с горбинкой как будто увеличился в размерах, на шее и руках виднелись царапины и кровоподтеки, одежда была порвана и перепачкана. Анна Петровна выбежала навстречу мужу и громко запричитала:

– Яков, что с тобой, миленький, приключилось? Почему ты весь израненный и грязный?

Мужчина вошел в ворота и равнодушно прошел мимо жены к дому. На крыльце он обернулся и сказал:

– Иди ложись спать, жена. Все разговоры, охи и вздохи оставь до утра. И я пойду лягу. Уж очень устал.

Матрена с Настасьей переглянулись, и лица обеих девушек вытянулись, стали мертвенно-бледными. Они были похожи сейчас на два привидения.

– Я, наверное, сплю… – выдохнула Настасья.

– Нет, не спишь! – откликнулась Матрена.

– Что же это тогда творится? Как он мертвый домой вернулся?

– Не знаю, Настасья! Но нам надо бежать отсюда!

Матрена схватила Настасью за руку и потащила за собой к черному ходу. Девушки выбежали из дома и спрятались в дальнем сарае, куда редко заходили за ненадобностью. Присев за высокими бочками с кислой капустой, они отдышались и взглянули друг на друга.

– Матрена, что это? Как такое может быть? – прошептала Настасья.

– Не знаю! – ответила Матрена.

Они прижались спинами к бочкам и затихли. Вскоре на улице послышались шаги, приближающиеся к сараю, и вот уже скрипнула покосившаяся дверь – мужчина вошел внутрь.

– Тише, Настасья, тише! Голову пригни, авось не приметит.

– Он идет, Матрешка! Ой, мамочки! Как же так? Как же так-то? Он же был мертв, я своими глазами видела!

Настасья затряслась всем телом, глянула глазами, полными дикого страха, на Матрену, но та сжала ее руку и приложила палец, пахнущий луковой шелухой, к обветренным губам девушки.

– Тише, – повторила она почти беззвучно.

Девушки обнялись, прижавшись друг к другу, склонили головы к самым коленям, чтобы их не было видно за высокими бочками, пропахшими кислой капустой.

Вскоре дверь сарая распахнулась, и где-то совсем рядом послышались мужские шаги.

– Настасья, Матрена, ау, вы где запропастились?

Голос прозвучал ласково, но Матрена только сильнее сжала руку Настасьи. Шаги стихли. По-видимому, мужчина остановился и высматривал девушек по темным углам.

– Выходите, я калачей с базара привез. Вкусные, мягкие, с маком. В прошлый-то раз ты, Настасьюшка, сказала, что за такой калач можно полжизни отдать. Я гораздо меньше прошу.

Мужчина хмыкнул и стал медленно обходить углы сарая, срывая на своем пути покрытую пылью паутину. Шаг