Измена с молодой. Ты все испортил! - Аника Зарян

— Я всё исправлю, клянусь тебе. Ты мне поверишь снова.

— Не смогу!

— Клянусь, Ксюш. Чем хочешь, клянусь. Мной! Нашими детьми!Всем, чем, скажешь!

И я сдаюсь. Потому что знаю, что для него, как и для меня, нет ничего главнее наших малышей. И никогда в жизни он не поступится такой своей клятвой.

Он понимает, что победил. Нежно приподнимает мою голову за подбородок и тянется губами. Собираю жалкие крохи самоуважения и поворачиваюсь в сторону. Не сейчас. Не готова. Буду ли готова вновь?

Карен привел детей домой тем же вечером. Через день удается сходить вместе на каток. Вечерами смотрим любимые семейные фильмы. До конца каникул наша жизнь будто бы возвращается в привычное русло.

Только будильник я больше не ставлю на 5:45.

Потому что с трудом заставляю себя вставать по утрам. Готовить завтрак, улыбаться, дышать — всё теперь происходит через нечеловеческие усилия.

Но я стараюсь. Правда, стараюсь.

Не вздрагивать от его обычных прикосновений. Не сомневаться в его словах. Не плакать тайком в душе.

Очень стараюсь. Ради себя, ради детей.

И в гости к нам никто не приходит. Ни свекровь со свекром, ни Нора. Карен попросил их дать мне время.

А потом наступают будни.

И каждое его опоздание будто по новой царапает еще не успевшее зажить сердце. Каждый вызов на его смартфон будит воспоминания.

Две недели я занимаюсь домашними делами, не в силах думать о работе. Провожаю Карена, который теперь сам отвозит детей в школу, заказываю продукты, готовлю, убираюсь, встречаю детей после уроков, Карена — после работы… Но во всём этом больше нет ни легкости, ни удовольствия — сплошная пытка. Весь день жду часа, когда можно наконец положить голову на подушку и на несколько часов выпасть из удушающей действительности.

А еще с каждым днем мне все сложнее находиться наедине с мужем. Его присутствие, его случайные касания, его дыхание, когда мы ложимся спать, вызывают отвращение вплоть до брезгливости.

Пытаясь это скрыть, я перестаю ждать его по вечерам — ухожу спать сразу после того, как ложатся дети, чтобы лишний раз не оставаться с ним вдвоем. С учетом этого нового для меня ощущения, выходные превращаются в муки, а постель — в плаху.

В последнюю неделю января возвращаются мама и папа. Коротким звонком в девять утра ставят в известность, что через час будут у меня — выбрали время, когда с наибольшей вероятностью я буду дома одна.

Мы не говорили с первого января.

— Боже правый, Ксения! — с порога взмахивает руками мама. — Ты в зеркало когда смотрелась⁈

— Утром, — отвечаю спокойно, не поддаваясь провокации. Потому что это правда, утром я смотрелась в зеркало. В ванной комнате. Отражение вяло откликнулось потухшим взглядом, бледной кожей и темными пятнами у переносицы. Наспех умылась, собрала волосы в низкий хвост и вышла.

— Детка, ты так мужа вконец потеряешь, — шепчет она мне тихонько на ухо, чтобы папа не услышал. Это слова не для мужских ушей. — Кому понравится каждый день смотреть на призрака?

— Не надо, мам. — Нет желания ни спорить, ни пререкаться. Только просьба не бередить то, что еще слишком болит.

Проходим вместе на кухню.

— Как отпуск, пап? — перевожу тему, включая электрический чайник.

— Отпуск как отпуск, — коротко отвечает папа. Как всегда немногословен. Все пробелы вместо него всегда заполняет мама яркими эмоциональными рассказами. Но в это раз она не подхватывает его фразу. Переводит взгляд с него на меня.

— Хм, — киваю. — Ну, спрашивайте. Это же не просто визит вежливости?

— Мы звонили, — шелестит мама, — Карен сказал, ты заболела.

Снова киваю.

— Где Карен? — щурится папа. Мама взволнованно кусает губы. Будь во мне чуть больше энергии, я бы оценила анекдотичность сценки.

— На работе.

И тут же взгляд мамы смягчается, а губы расслабленно растягиваются в улыбке.

— Я же говорила, Витюш, они помирятся. — Мама ставит руку на папино плечо.

— Подожди, Вика. — останавливает ее папа. Затем снова обращается ко мне:

Что ты думаешь? — вот так, прямо, словно видит меня насквозь.

— Я хочу попробовать, пап.

Перед ним не хочется притворяться, сохранять видимость сильной женщины.

— Уверена?

— Нет. — отвечаю честно. — Но не могу иначе.

— Понимаю, — кивает папа.

Чайник дважды пищит, выдав на дисплее установленные для чая 80 градусов. Разливаю по кружкам заварку, добавляю сверху кипяток. Кладу родителям в тарелочки по кусочку лукума.

Мама пытается начать непринужденную беседу, но любые реплики остаются висеть в воздухе. Допиваем чай в молчании.

— Детка, покажи мне свои новые занавески, — подмигивает мама и уводит меня из кухни.

Заходим в мою комнату. Яркий свет тонкой полоской отчаянно пытается пробиться сквозь задвинутые шторы-блэкаут. В полумраке спальни замечаю свое отражение в напольном зеркале. Бесцветная, в тонком сером халате из матового шелка, я и правда стала похожа на привидение. С отвращением скидываю его с себя, оставшись в одном белье. Мама раздвигает шторы, комната тут же наполняется слепящим светом, от которого невольно прищуриваюсь.

— Ксения, соберись, милая. — Она достает из шкафа первое, что попадает под руку — объемный красный свитер в рубчик, и надевает на меня. Затем берет с туалетного столика расческу, распускает мои волосы и, посадив на пуф, начинает причесывать. — Ты умная женщина.

— Мам, как?.. — решаюсь спросить то, о чем думала уже много дней. — Как ты справлялась?

Впервые я вижу в ей не маму, а женщину. Невероятно сильную женщину. Потому что только очень сильная женщина могла годами жить в том, что за несколько недель разрушило меня до основания.

— Оххх, — выдыхает она, проводя рукой по моей макушке. — Я так мечтала, чтобы у моих дочерей все было иначе. Чтобы вы никогда не познали эту сторону женской судьбы, милая. Со временем боль притупится, поверь. Обязательно станет легче.

— А если я не смогу? Мам, я будто увядаю. — с прикрываю глаза, нежась в тепле маминой ласки. — С каждым днем, с каждой минутой из меня словно по капле вытекает жизнь. Как мне найти в себе силы, если внутри пусто, мам?

— Найдёшь. — Она говорит это так легко и уверенно, что мне хочется заразиться той же уверенностью, той же легкостью. Есть же во мне хоть что-то от нее? Не вся