Советская культура. От большого стиля до первых рейвов - Кирилл Светляков

и коллективного оформятся в модель «двойной жизни», то есть произойдет подгонка, о которой писал Кемеров.

О смене настроений в среде интеллигенции, по крайней мере столичной, можно судить по фильму Марлена Хуциева «Июльский дождь» (1966). Он запоминается своей атмосферой, и лишь самые внимательные зрители способны вспомнить сюжет с участниками любовного треугольника, тем более что один из них появляется только в самом начале, а далее мы слышим закадровый голос в телефонных звонках. Этот голос интересует, радует, тревожит главную героиню Лену (Евгения Уралова), уставшую от затянувшегося романа с молодым ученым Володей (Александр Белявский), вполне благополучным карьеристом без особых принципов. Пожалуй, никогда прежде в советском кино не показывали протухшие отношения на фоне бессмысленного досуга, как будто работа, превратившаяся в рутину, вообще не занимает героев. Совпадение или нет, но в 1966 году на XXIII съезде КПСС было принято решение о переходе на пятидневную рабочую неделю с короткой пятницей, и создатели «Июльского дождя» показали, на что советские люди смогут тратить свободное время: ленивые танцы и флирт, пустые разговоры (для этого есть эрудит, напоминающий участников телепрограммы «Что? Где? Когда?», которого сыграл Александр Митта) и, конечно, песни под гитару – этим занят Алик в исполнении Юрия Визбора. Он постоянно заполняет «эфир», и в одном из эпизодов Лена даже просит его не петь, чтобы наконец поговорить о чем-то важном, и тогда Алик неожиданно для зрителей вспоминает свое военное прошлое. На вопрос об авторе песен Алик отвечает, что их написал Вадим Брусникин. «Днем он художник, пишет картины в духе академии – “Комбайны вышли в поле”, – а по вечерам сочиняет эти песенки»[62]. И это чуть ли не первая констатация двойной жизни, расколотой на приватную и публичную.

Фильм подвергся критике уже на стадии обсуждения сценария. Так, Елизар Мальцев отмечал, что «интеллигенция здесь выглядит очень плохо, ощущение, что мы находимся среди мокриц»[63], а на другом совещании высказался даже более категорично: «Эта картина объективно направлена против интеллигенции»[64]. Правда, в 1964 году образы псевдоинтеллигентов-мещан появились в фильме Вениамина Дормана «Легкая жизнь», однако это сатирическая комедия ошибок, где жуликоватый директор химчистки (Юрий Яковлев) пытается завоевать сердце своей избранницы (Нинель Мышкова), представляясь перспективным ученым-химиком. Она тоже обманывает его рассказами о любимой работе школьной учительницей, хотя давно ушла из школы и занимается изготовлением дамских шляпок на дому. Они строят из себя советских идеалистов и на самом деле очень подходят друг другу, только в противоположном смысле. Но, в отличие от шляпницы, еще не безнадежно испорченный герой Яковлева страдает от расколотого существования и хочет обрести цельность.

Авторы «Июльского дождя» избежали сатиры и в своей мелодраме сознательно нарушили многие правила, представив «нетруд», «нелюбовь», а также интеллигентных мещан. В результате получилось в некотором смысле антикино с возможностью остранения от медиа. Смешав документальные и постановочные кадры, они играли с реальностью и вымыслом. Примечателен эпизод, в котором главные герои проходят вдоль бесконечного забора с афишами фильмов вроде «Простите, вас ожидает смерть», «Петух», «Совесть» и прочих. Это подлинные, но не самые удачные и популярные фильмы, хотя может показаться, что их названия придуманы нарочно. Таким образом Марлен Хуциев и Анатолий Гребнев (соавтор сценария) дистанцировали свое детище от киноиллюзий.

С настроением «Июльского дождя» у меня ассоциируется картина Виктора Попкова «Двое» (1966, ГТГ), которая показывает влюбленных в ситуации отчуждения после близости, и вместо награды за труд, как в соцреализме, тема любви раскрывается как испытание чувств. В скульптурной композиции Альдоны Ненашевой «Отдых» (1962, ЕМИИ) мужчина и женщина развернуты спинами друг к другу и каждый погружен в себя, но при этом они опираются друг на друга и образуют единую фигуру. А Борис Семёнов представил расставание влюбленных, которые задержались в подъезде до рассвета, – «Ранним утром» (1966, ЕМИИ).

Отдых. Скульптура Альдоны Ненашевой. 1962 г. Екатеринбургский музей изобразительных искусств

Ранним утром. Картина Бориса Семёнова. 1966 г. Екатеринбургский музей изобразительных искусств

Фильм «Еще раз про любовь» (1968, реж. Георгий Натансон) снят по пьесе Эдварда Радзинского, написанной еще в начале 1960-х и успешно играемой на сценах многих советских театров, в том числе ленинградского БДТ, где роль главной героини, как и в фильме, исполняла Татьяна Доронина. Хотел ли ее снимать Натансон, неизвестно, но у него не было выбора, учитывая, что Доронина являлась супругой автора пьесы. Многих зрителей раздражает возрастной диссонанс: герои-любовники по возрасту не очень соответствуют своим словесным дуэлям, кажутся уставшими и даже разочарованными. Но это несоответствие порождает мощный драматический эффект: физик по имени Электрон и стюардесса Наташа – идеальные герои 1960-х – заигрались по жизни и перегорели, им непросто разбудить свои чувства и уж тем более страсти, на которые намекает совместный поход в зоопарк с возбужденными зверями за решеткой. А в квартире у физика животные мертвы – шкура белого медведя и чучело крокодила. Эпизод первой встречи в кафе с модным романтическим названием «Комета» предваряется выступлением поэта-графомана по имени Женя Даль (а как его еще могут звать!), который в манере Евгения Евтушенко читает шаблонные стихи про бесстрашных гонщиков в Огайо, несущихся прямо навстречу звездам. Впоследствии физик попытается завести Наташу разговорами про опасные эксперименты с его участием, но в финале погибнет она, и, оставшись один, Электрон, быть может, осознает, что потерял самого дорогого в своей жизни человека.

Ироничный итог десятилетия подводит картина Ахмеда Китаева «Куда?» (1969, частное собрание). В ней нарочито использован прием «сурового стиля»: группа людей разного возраста энергично движется в одну сторону параллельно картинной плоскости. Но только это уже не работники, а туристы, успевшие немного одичать на лоне природы: одного из персонажей, к примеру, художник наделил обезьяньей пластикой. Они возбужденно горланят песню, глядя в никуда, и отсутствующие взоры в сочетании с общим композиционным решением сближают их с персонажами знаменитой картины Питера Брейгеля – старшего «Слепые» из музея Каподимонте в Неаполе.

Шестидесятники спорят о вкусах

В одной из новелл фильма «Алёнка» (1961, реж. Борис Барнет) рабочий парень Степан Ревун (Василий Шукшин) привозит на целину столичную девушку Лиду (Майя Менглет), выросшую в номенклатурной семье. Лида готова терпеть все бытовые трудности, поскольку привязана к Степану сексуальной страстью, что показано в фильме и совсем не характерно для советского кино. В попытке хоть как-то обустроить интерьер избы, где они проводят зиму, Лида вешает на стену репродукцию картины Рубенса «Вакх», но вернувшийся с охоты Степан яростно стреляет в нее из ружья: он не готов терпеть в своем доме «голых баб и мужиков» и не понимает, почему у Лиды они ассоциируются с уютом. В следующем эпизоде Степан что-то шлифует на слесарном станке, а на дальнем плане виднеются согбенная фигура сидящей на кровати Лиды и простреленная репродукция над ней. Визуальная метафора прочитывается однозначно: Степан «снимает стружку» со своей гражданской жены. При этом он готов идти на компромиссы и предлагает свой вариант уюта, принеся в избу большую вышивку с котом и цветами, за которую даже заплатил немалые для него деньги. Тогда Лида понимает, что не может больше жить со Степаном.

Кадры из фильма «Алёнка», реж. Б. Барнет. © Киноконцерн «Мосфильм», 1961 г.

В конце фильма супруги все-таки воссоединяются: никакие вышивки, репродукции, разница во вкусах и воспитании не могут погасить взаимное влечение. Да и так ли уж сильно разнятся вкусы у Лиды и Степана? Насколько далеки друг от друга котик и Вакх, если учитывать контекст избы, в которую они попадают? Конечно, выстрел – это дикий акт вандализма, однако он приводит Лиду в безумное возбуждение. Степан исходит из крестьянского принципа, что «голых баб» в доме вешать не нужно, к тому же в интерьере избы репродукция Рубенса смотрится нелепо, а вот тканый котик вписывается вполне органично. Да, Степан предлагает просто заменить один китч другим, приемлемым для него по причине крестьянского происхождения, но кажется, что вкус у него получше, чем у жены. Ее попытки