Все течет - Нина Федорова

не допускало искреннее признание себя ничтожной величиной, и отсюда – предоставление жизненных благ тем, кто лучше. Надо было много истинного смирения, добровольного самоунижения и, вместе с тем, душевной чистоты, чтоб переносить жизнь, как переносила её вдова Бублик.

Гимназия – и это было именно то, о чём предостерегала начальница, – заставила Варвару задуматься над существующим порядком вещей: девочки в классе не были ни умнее, ни прилежнее, ни добрее её; они были только богаче и счастливее.

В жизни ребёнка неизбежен трагический день, когда занавес, подвешенный специально для детей, чтоб скрыть от них кулисы жизни, вдруг разрывается сверху донизу и глазам являются актёры его жизненной драмы в их подлинном виде. Они не ожидали – и он увидел их уже без масок, снявшими костюмы для сцены, забывшими слова ролей. Ребёнок понял условность игры, пред ним обнажились секретные стальные пружины их действий. Почва ушла из-под ног, и чтобы удержаться, надо принять немедленное решение: примкнуть ли к актёрам и с ними играть условную, ту же, старую пьесу или уйти за кулисы, взбунтоваться – и пробовать жить не "актёром", а человеком.

Это – первая духовная трагедия роста, и от принятого решения зависит весь ход дальнейшего развития и поступков.

Кулисы жизни раскрылись и для Варвары. Она видела две группы: одна – богатые и сильные – имела все орудия для успеха; другая их не имела и могла лишь нести поражения. Поняв, вначале смутно, идею борьбы, но ещё не значение её, Варвара стремилась примкнуть к «партии силы», овладеть образованием – её орудием, как ей казалось, – и иметь «лучшую жизнь». Но жила она «на другом берегу»: Нахаловка – безмолвно, но неумолимо – грозила ей сравнениями, показывала выводы. К тому же и «партия силы» не спешила заключить её в свои объятия. Даже и Мила, дружелюбная в классе, выйдя из гимназии, сейчас же забывала о Варваре.

Прошло три года, прежде чем Мила пригласила Варвару в «Усладу», но и это приглашение не было её собственной инициативой.

– Смешно, – как-то раз сказала Мила за обедом, – Бублик знает французскую грамматику наизусть, все слова, диктант пишет без ошибки – я у неё всегда подглядываю трудное слово, – а говорить не умеет. И она так боится на уроке разговора, так боится, что у неё сердце стучит. Мне кажется, я даже сама слышу, как оно у ней стучит. А сегодня у ней стучали зубы. И вот мадемуазель Руайо спрашивает: что это за шум?..

– Ну, не храброго же десятка эта Бублик, – засмеялся генерал. – Чего же она так боится?

– Она боится плохой отметки. Мадемуазель Руайо говорит, что у ней «нет произношения».

– А другие девочки боятся?

– Нет. Но потому, что они – «другие». А Варю могут исключить за плохую отметку, ей так сказали.

– Но почему?

– Она не годится для гимназии, потому что она очень бедная. Даже калош нет, ботинки грязные. Классная дама прямо устаёт с ней возиться.

Тут в разговор вступила тётя Анна Валериановна. Почему бы Миле не пригласить эту девочку в «Усладу» для практики во французском разговоре? Она могла бы приходить по праздникам и час-другой проводить с мадемуазель Лаверн наверху, в её комнате.

– Право, это было бы хорошо для мадемуазель Лаверн, – согласилась и мать Милы, – без дела мадемуазель скучает.

Когда Мила передала Варваре приглашение, та испугалась.

– Не могу… Я не могу к вам ходить, – прошептала она, оглядываясь.

– Почему не можешь?

– Боюсь.

Миле пришлось долго настаивать, пока Варвара открыла «секретную причину»: при приёме в гимназию начальница запретила ей «ходить в гости».

– Да ведь это наш дом! – удивилась Мила. – Как она смеет у нас распоряжаться!

– Всё равно, чей дом. Я не должна «втираться», иначе она меня выгонит за это из гимназии.

– За то, что ты была у нас? Пусть только попробует! Стоит мне только рассказать об этом папе!..

– А что он сделает? – с трепетом спросила Варвара. Голос её вздрогнул. – Убьёт?..

– Ну нет, не убьёт. Убивать можно только на войне.

– Побьёт? – всё ещё с надеждой допытывалась Варвара.

– И не побьёт. Как это можно – бить даму!

– А что же он сделает?

– Напугает чем-нибудь, чтоб она слушалась. Знаешь, она в гостях у нас была совсем не такая, как в гимназии. Она очень ласковая.

– А как он будет её пугать?

Мила подумала и ответила:

– Ну, скажет губернатору, чтоб её уволить из гимназии, а тебя оставить.

Велико было искушение, особенно когда Мила упомянула о французском разговоре. Варвара не устояла. Она лишь упросила Милу никому не рассказывать в классе.

В воскресенье вдова Бублик сама провожала свою дочку в «Усладу». Идти было далеко, и обе устали. Но с радостью они совершали этот далёкий путь. Шли словно в заоблачный край. Так в страхе и трепете, но с надеждой, богомолец приближается к святым местам.

Вдова не решилась подойти вплотную к «Усладе». Они остановились поодаль, и она ещё раз осмотрела Варвару, одёрнула её платье, попригладила волосы.

– Ты бы, Варенька, всё-таки лучше б пошла через кухню.

– Мне Мила сказала позвонить по парадному…

Но Мила уже приветствовала Варвару, стоя на балконе. На высоте, меж белых колонн, махая белым платочком, она казалась вдове небесным видением. Сквозь слёзы мать наблюдала, как Варя прошла меж двух каменных столбов входа, на вершине которых матовые шары походили на две полные луны, таинственно оберегавшие вход в «Усладу»; как Варя взошла по ступеням крыльца, подняла руку, позвонила; как открылась дверь и лакей в ливрее пропустил Варю в дом. Дверь закрылась.

Глубоко-глубоко вздохнув, вдова Бублик горячо поблагодарила Господа Бога за Его милости. Вытирая рукой слёзы радости, она поплелась домой.

Варвара между тем вступила в мир чудес. Перед нею развернулась совершенно новая для неё картина жизни.

Какие там были стены, окна, двери, ковры! Какая мебель! Какие вещи! И откуда?! Из Италии, Франции, Англии и даже из самого Китая! Варвара твёрдо знала, где находятся эти страны на географической карте, но воспринимала их так же отвлечённо, как и понятия: Млечный Путь, рай, межпланетное пространство. Это были первые конкретные доказательства их существования.

– Можно тронуть рукой? – спрашивала она благоговейно.

– Конечно, можно! – удивлялась Мила.

И Варвара осторожно прикасалась кончиками пальцев к поверхности лакированной мебели, хрустальной вазы, парчовой портьеры.

В сопровождении Милы и m-llе (для французского разговора) она прошла по «Усладе».

С присущей ей грацией и лёгким серебристым смехом порхала Мила, удивляясь удивлению Варвары. Стараясь полегче ступать в своих тяжёлых ботинках, шагала за нею Варвара, задыхаясь от волнения, от напряжения, от старания, с которым она произносила французские слова. М-llе, в высокой причёске, с сухим морщинистым лицом, рукою в кружевной митенке держала золотой лорнет и им показывала на вещи, названия которых произносила по-французски. Каждый раз Варвара должна была составить с этим словом коротенькую фразу.

Миле вскоре надоело сопровождать Варвару,