«Великий Вавилон» - Арнольд Беннет

— Дьявол! — проговорил он с произношением и интонацией настоящего англосакса, не уступая самому Раксолю.

С минуту Раксоль, пораженный этим восклицанием и в особенности полнейшим и беспредельным спокойствием Рокко, не знал, что сказать: и слова, и мысли застряли у него в голове.

— Я сдаюсь, — сказал Рокко. — С самого момента вашего появления в этой проклятой гостинице я вас боялся. Я говорил, что от человека вашего закала следует ожидать хлопот, и я был прав. Черт вас возьми! Говорю вам: я уступаю, я сдаюсь. Я знаю, что погиб. Со мной нет ни револьвера, ни какого-либо другого оружия. Я сдаюсь. Делайте со мной что хотите.

И Рокко опустился в кресло. Он был положительно великолепен — будучи человеком великим, Рокко всегда сохранял свое достоинство.

Вместо ответа Раксоль медленно пересек комнату, взял стул и сел напротив Рокко. Почти соприкасаясь коленями, оба изысканно одетые, они смотрели в глаза друг другу. По правую руку Рокко находилась кровать с телом Реджинальда Диммока, по правую руку Раксоля, немного позади, — мраморный умывальник с разбросанными еще на нем инструментами Рокко. Падавший со стены свет лампочек освещал левую щеку Рокко, тогда как правая сторона его лица была в тени.

Раксоль непринужденно хлопнул противника по колену.

— Так, значит, вот и еще англичанин, подвизавшийся в качестве иностранца в моем отеле, — начал миллионер, приступая к допросу.

— Нет, — спокойно ответил Рокко, — я гражданин Соединенных Штатов.

— Вот как, черт вас возьми! — воскликнул Раксоль.

— Да, я родом из Западного Оринджа, из Нью-Джерси, штат Нью-Йорк. Я выдаю себя за итальянца, так как создал себе славу шеф-повара в Италии, в Риме. Для такого великого шефа, как я, лучше быть иностранцем. Представьте себе великого шеф-повара с именем Элия Роккер. Вы не можете себе этого представить, мистер Раксоль, ручаюсь, вам этого не сделать. Я переменил свою национальность по той же причине, что и мой друг и коллега Жюль, иначе мистер Джексон.

— Итак, Жюль — ваш друг и коллега…

— Так было, но с этого момента дело меняется. Уже неделю тому назад я начал неодобрительно относиться к его методам, а теперь мое неодобрение примет активную форму.

— В самом деле? Полагаю, что это вам не удастся, мистер Элия Роккер, гражданин Соединенных Штатов. Прежде чем вы успеете хоть на волос состариться, вы уже окажетесь в милостивых руках полиции, и ваша деятельность в каком бы то ни было направлении будет пресечена.

— Это возможно, — вздохнул Рокко.

— А пока я задам вам два-три вопроса для моего личного удовлетворения. Вы сами сознались, что игра окончена, а потому вы можете ответить на них со всем чистосердечием, на какое вы только окажетесь способны. Понимаете?

— Понимаю, — спокойно проговорил Рокко. — Но думаю, что я не на всякий вопрос смогу вам ответить. Сделаю, впрочем, что смогу.

— Хорошо, — начал Раксоль, откашливаясь. — В чем состоит ваш заговор? Ответьте мне в двух словах.

— Не скажу и в тысяче слов. Это, знаете ли, не моя тайна.

— Почему был отравлен бедный Диммок? — Миллионер невольно понизил голос при взгляде на тело несчастного юноши.

— Не знаю, могу лишь уведомить вас, что я не давал согласия на этот пункт программы. И пока это не было сделано, я ничего об этом не знал. Говорю вам, что это меня порядочно рассердило.

— Вы хотите сказать, что не знаете, за что Диммок был обречен на смерть?

— Я хочу сказать, что не мог понять необходимости этого. Конечно, он… гм… умер потому, что вздумал пойти на попятную, несмотря на то что прежде согласился действовать заодно. Считаю себя вправе сказать это, так как вы, вероятно, и сами уже догадались. Но я торжественно утверждаю, что возражал против убийства.

— Значит, здесь имело место убийство?

— Это было что-то вроде убийства, — согласился Рокко.

— Кто же его убил?

— Непозволительный вопрос! — заявил Рокко.

— Кто принимает участие в этой милой интриге, кроме Жюля и вас самих?

— Не знаю, честное слово.

— Ну, в таком случае скажите мне следующее: что вы делали с телом Диммока?

— Я его бальзамировал.

— Бальзамировали?!

— Разумеется, по усовершенствованной мною системе Ричардсона — артериального вспрыскивания жидкости. Вы не знали, что в числе прочих талантов я обладаю еще и искусством бальзамирования? Однако это так…

— Но зачем? — спросил Раксоль со все возраставшим удивлением. — Зачем вы взяли на себя труд бальзамировать тело несчастного юноши?

— Неужели вы не понимаете? Разве это не ясно? Об этом теле следует хорошо заботиться. Оно заключает, или, вернее, заключало в себе важные улики против лиц, еще неизвестных полиции. Легко может случиться, что появится необходимость перевезти его с одного места на другое. Труп не может быть укрываем долгое время, труп всегда выдаст себя. Бросить его в Темзу не представлялось возможным: меньше чем через полдня его бы уже нашли. Зарыть его также нельзя — это не вполне безопасно. Единственно, что было возможно, это держать его под рукой, и в таком виде, чтобы он был готов ко всяким случайностям. Мне излишне объяснять вам, что, не бальзамируя тело, его невозможно сохранить дольше четырех или пяти дней, эта субстанция плохо консервируется. Итак, было решено, что я забальзамирую его, и я это исполнил. Заметьте: хоть я и возражал против убийства, но отказать в помощи товарищу не мог, вы это понимаете, не правда ли? Ну, вот и все дело как на ладони.

Рокко откинулся на спинку стула, как бы говоря, что со своей стороны он сказал все что мог, и даже закрыл глаза, давая понять, что, по его мнению, разговор окончен. Теодор Раксоль встал.

— Надеюсь, — заявил Рокко, вдруг открывая глаза, — что вы позовете полицию немедленно. Становится уже поздно, а я бы не хотел лишиться ночного отдыха.

— А где вы предполагаете провести ночь? — спросил Раксоль.

— В камере для заключенных, без сомнения. Разве я не сказал вам, что хорошо знаю, когда я разбит и повержен? Я не настолько слеп, чтобы не видеть, что тут имеются prima facies[9] против меня. Вероятно, я ограничусь годом или двумя тюремного заключения как соучастник преступления — кажется, это у них так называется? Во всяком случае я сумею доказать, что не причастен к убийству этого молокососа. — Презрительным движением локтя Рокко указал на постель. — Ну, а теперь не двинуться ли нам в путь? Все спят, но у подъезда, наверно, найдется полицейский, которого может позвать ваш швейцар. Я к вашим услугам. Сойдемте вместе вниз, мистер Раксоль, даю вам слово, что пойду спокойно.

— Подождите минутку, — отрывисто остановил его Теодор Раксоль, — спешить некуда. Вам ничего не стоит пожертвовать часом-другим сна, особенно притом что завтра вам не придется трудиться. Мне надо задать вам еще пару вопросов.

— Ну? — проворчал Рокко с видом усталой покорности, как бы говоря: «Чему быть, того не миновать».

— Где находилось тело Диммока в течение этих трех или четырех дней, с момента его смерти?

— О! — Рокко был, очевидно, удивлен простотой вопроса. — Оно было в моей комнате, одну ночь оно находилось на крыше, раз было отправлено из гостиницы под видом багажа, но на следующий день вернулось обратно в ящике с сахаром. Да я уж и не помню, где оно еще побывало, но с ним обращались с величайшей предупредительностью и не нанесли ему никаких повреждений.

— А кто же совершал все эти маневры? — спросил Раксоль насколько мог спокойнее.

— Я. Вернее сказать, я изобретал их и наблюдал за их выполнением. Видите ли, подозрительность вашей полиции обостряла мою ловкость.

— Кто же приводил их в исполнение?

— Ну, этого я вам сказать не могу! Но, думаю, излишне уверять вас в том, что сообщники мои были невольными сообщниками. Человеку, подобному мне, чрезвычайно легко заставить другого повиноваться, чрезвычайно легко!

— Что же вы в конце концов намеревались сделать с телом? — продолжал Раксоль свой допрос с невозмутимым видом.

— Как знать? — протянул Рокко, покручивая великолепные усы. — Это зависело бы от многого, например, от вашей полиции. Но вероятнее всего, что мы возвратили бы этот прах, — он снова сделал жест локтем, — опечаленным родственникам покойного.

— Разве вам известны его родные?

— Конечно. Разве вы их не знаете? Если так, то мне достаточно будет намекнуть, что Диммок — сын принца.

— Мне кажется, — в тоне Раксоля послышался холодный сарказм, — что вы поступили довольно неосмотрительно, избрав эту комнату ареной ваших операций.

— Вовсе нет, — ответил Рокко. — Более подходящего места не могло бы найтись во всем отеле. Кто бы мог догадаться, что здесь что-нибудь происходит? Это было самое подходящее для меня помещение.

— Однако я догадался, — отрывисто сказал Раксоль.