Вдребезги - Генри Парланд

Оказавшись волею судеб в Финляндии, Парланды попали в незнакомую языковую и культурную среду. Шведский язык по традиции был в Финляндии языком культуры, Генри Парланд начал учить его лишь в четырнадцать лет, но делал необыкновенные успехи и уже в последних классах школы начал писать стихи и прозу по-шведски. Его больше интересовала проза, но, когда он показал свои первые опусы известному поэту-модернисту Гуннару Бьёрлингу, тот, высоко оценив их художественные достоинства, посоветовал талантливому юноше сосредоточиться именно на поэзии.

В 1927 году по окончании гимназии Генри Парланд поступает на юридический факультет университета Хельсинки. Очевидно, на выбор рода занятий повлияли родители, стремившиеся дать сыну не только хорошее образование, но и профессию, которая бы обеспечивала ему в будущем надежный доход. Однако учеба мало увлекала юного студента. «Я изучаю юриспруденцию. Не могу сказать, чтобы этот предмет интересовал меня. Впрочем, и любой другой предмет также. Я изучаю юриспруденцию, потому что это позволит мне найти впоследствии хорошую работу и потому что человек должен иметь красивую этикетку, чтобы его уважали окружающие» — это признание героя одного из рассказов Парланда полностью соответствует позиции самого автора.

Несмотря на блестящие способности, Генри Парланд явно пренебрегал занятиями. Причиной тому было страстное увлечение литературой. Осенью 1927 года он знакомится с известными финско-шведскими поэтами-модернистами Гуннаром Бьёрлингом, Элмером Диктониусом и Раббе Энкелем, которые сразу признали в новичке исключительный поэтический дар и даже объявили молодого собрата по перу своей надеждой на будущее. «Думаю, что мы получили редкое драгоценное зерно, многообразную и многоликую личность», — признал Гуннар Бьёрлинг после первого знакомства с Парландом. Он же так описал молодого поэта: «Почитатель Диктониуса, скромный, уверенный, скорее ироничный, чем пафосный, и уж никоим образом не красногвардеец — образованный человек, прекрасный юноша».

Думается, Бьерлинг не случайно подчеркивает, что новый знакомый, хоть и «наполовину» русский, — «не красногвардеец». Действительно, политическая неангажированность Генри Парланда удивляет. Его отрочество совпало с крупнейшими социальными потрясениями рубежа веков — Первой мировой войной и Октябрьской революцией, но, наблюдая исторические перемены, он удивительным образом избежал столь естественного для юности увлечения грандиозными классовыми битвами и сохранил интерес к человеку, личности, а исторические потрясения интересовали его в первую очередь как катализаторы новых ярких достижений в искусстве и литературе.

Стихи Парланда — короткие яркие зарисовки-вспышки, они очень импрессионистичны и в то же время нарочито материальны. Подобно джазовому импровизатору преобразуя тему, поэт создает из конкретных мелких деталей новую реальность, точнее — воссоздает настроение, эмоциональный фон, соединяющий случайные на первый взгляд черты:

Я хотел написать твой портретпарой головокружительныхстрок,но ты удивленно наклонилась,и единственное,что я увидел, —мерцание золотых отблесков.когда свет лампыкасался твоих волос.

Парланд хорошо знал и понимал современную ему поэзию, разбирался в новейших течениях модернизма — немецком экспрессионизме, дадаизме, но самое значительное влияние на него оказал русский футуризм. Он увлекался Маяковским, следы влияния которого можно найти в поэзии Парланда — как в мировоззрении, так и в формалистических исканиях. Урбанизм Маяковского и в то же время его позиция бунтаря-отщепенца, противостоящего буржуазному обществу, несомненно, были близки и понятны Генри Парланду, сознававшему свою неприкаянность, «неукорененность» и в то же время теснейшим образом связанному с реальной жизнью города, остро воспринимавшему время, современность, в ее мельчайших проявлениях.

Общение с интеллектуальной элитой своего времени подстегнуло интерес Генри Парланда к наиболее ярким достижениям современной европейской литературы. Он много — увлеченно и вдумчиво — читает. В родительском доме на книжной полке Генри стоят сборники стихов Есенина и Маяковского, переводы Уолта Уитмена, романы Макса Брода, Генриха Манна, Альфреда Дёблина, а также различные литературные альманахи с произведениями Франца Кафки, Жана Кокто, Стефана Цвейга, Шервуда Андерсона, Гуго фон Гофмансталя. Особое впечатление, по воспоминаниям Оскара Парланда, на его старшего брата произвел роман Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби».

Знакомство с поэтами-модернистами, несомненно, сыграло значительную роль в литературном развитии Генри Парланда. Он активно участвует в издании литературного альманаха модернистов «Quosego», печатает там свои стихи и статьи, начинает публиковать литературные произведения в других журналах.

Вступление в литературу Генри Парланд начал с декларации собственных эстетических принципов, он опубликовал в альманахе «Quosego» статью «Бунт вещей», в которой размышляет над одной из основных проблем современного общества — противостоянием человека и мира вещей. В этом конфликте Парланд встает на сторону последних, превознося возможности техники и прогресса. Динамику и энергетику материального мира он противопоставляет вялости и «изношенности» мира человеческих эмоций. Однако, низвергая отжившее и приветствуя прогрессивное и новое, Парланд чужд разрушительного экстремизма, он стремится к объективности, чутко чувствует и умеет ценить реальность настоящего, стиль эпохи, и, что важно, его критический взгляд всегда предполагает иронический подтекст, более того — самоиронию.

При жизни Парланд успел опубликовать единственный сборник стихов «Распродажа идеалов» (1929). Уже в названии декларировано стремление к переоценке ценностей.

Распродажа идеалов —вы говорите, она уже началась,но я говорю:мы должны еще понизить цены.

Какие же идеалы подвергаются переоценке? Прежде всего, фальшивая чувствительность, сентиментальность, представления, основанные на самообмане и иллюзиях. Парланду важно увидеть мир таким, какой он есть на самом деле.

Мы все носим очки,дажеесли у нас хорошее зрение.Мы надеваем их,чтобы не видеть правду,а видеть то, чтокрасивееили безобразнее.Обычно — безобразнее.

Но поэзия Парланда — это не только нигилистический бунт. Ему доступна и лирика. И тогда в стихах звучат юношеская незащищенность и пронзительная нежность:

Мне показалось,что она замерзла,и захотелосьукутать ее открытую шеютеплыми мягкими словами.Но порыв ветрасорвал их.И вот онапо-прежнему идет рядом,а ее обнаженная шея сияет,как снежинка в сумерках.

Однако вхождение в круги высшей богемы означало не только важный литературный опыт, но и необходимость жить по ее законам, предполагавшим литературные споры до рассвета, жизнь бурную и интересную, которая поглощала почти все время и, что не менее важно, требовала немалых финансовых затрат. Увлечение литературой и приятельство с богемой привели к двум печальным результатам: Генри прогуливал занятия в университете и наделал долгов. Недостойное поведение сына заставило родителей потребовать, чтобы он «одумался». По настоянию отца Генри оставляет Хельсинки и уезжает в Литву, где в Ковно (Каунасе), тогда столичном городе, преподавал в университете брат Марии Парланд, известный философ Василий (Вильгельм) Сеземан. Для Генри находится должность в шведском консульстве.

Вот каким предстала взгляду приехавшего юноши литовская столица: «Каунас весьма молодой город. Всего 10 лет назад это была русская крепость, где запрещалось строить дома выше двух этажей, но теперь город изо всех сил пыжится превратиться в столицу. Здесь строятся небоскребы и роскошные здания торговых фирм. Но пока достроены лишь единицы. Улицы Каунаса морщатся от подобного энергичного обращения, которое требует прокладки водопровода и сооружения витрин. Они с непривычки щурятся от световой рекламы, нерешительно и осторожно цепляющейся за стены домов».

Пребывание в Каунасе оказало значительное влияние на молодого поэта. Здесь Парланд вновь оказался в среде русскоязычной интеллигенции, все еще сохранившей связи с Россией. Достаточно упомянуть, что в это время в Каунасском университете преподавали философ Л.П. Карсавин и художник М. Добужинский. Да и Василий Сеземан живо интересовался современной литературой и активно участвовал в философских дискуссиях своего времени.

В. Сеземан бывал наездами и в России — в Москве и Ленинграде и часто проводил отпуск во Франции, где жили его бывшая жена Нина Сеземан и два сына. Имя Нины Сеземан упоминается в биографии Марины Цветаевой. В 1938 году Нина со вторым мужем Николаем Клепининым и сыном Дмитрием вернулась в Советский Союз. Семье было определено жить на даче в Болшево, туда же годом позже поселили и вернувшуюся из эмиграции Марину Цветаеву с мужем Сергеем Эфроном и детьми — Алей и Муром. Эти две семьи были дружны еще в Париже. Дмитрий Сеземан был близким другом Мура. Сергей и Ариадна Эфрон, Николай Клепинин и Нина Сеземан были одновременно арестованы НКВД.