Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе - Лев Рэмович Вершинин

стране, не считая северо-запада. В том же Сливенском крае летом 1952 года группе парашютистов, подготовленных во Франции и Югославии, удалось аж на три дня занять село Раково и объявить его «столицей свободной Болгарии», но и там всё быстро захлебнулось.

И всё же, как бы там ни было, пусть даже повторить успех «красного» Сопротивления горяне не могли, «малая гражданская» выматывала страну, дестабилизируя обстановку. Уже в марте 1951 года, получив из Москвы «добро», власти заговорили о «возможности частичного взаимопонимания». Сам тов. Червенков 12 марта выступил против «перегибов во внутренней политике», посулив «лешим» златые горы и полную амнистию.

Параллельно, разумеется, работал и кнут. Появилось специальное «Подразделение XII», получившее в свое распоряжение две дивизии и две бригады ВВ; возникли «партийные отряды», отличиться в которых означало перепрыгнуть через ступень в карьере; вовсю заработала служба слухов и провокаций, лаской и таской выбивавшая из населения сведения, после чего военнослужащие ставили точки, чаще всего обходясь без суда.

В какой-то момент начался отток из лесов, однако, как оказалось, вышедших, вопреки обещаниям, «закрывали», и потому в конце 1952 года горы опять загремели не по-детски. Однако это уже не очень волновало Софию. У столицы появилась головная боль покруче.

КАКОГО БОРИСА-ЦАРЯ?!

К 1953-му экономика Болгарии, подергавшись туда-сюда, наконец «обрела прогрессивный вид». То есть государство полностью взяло ее под контроль и указывало, как жить, всему и всем, но в первую очередь, конечно, «сахарникам» и табачникам — становому хребту народного хозяйства — на две трети, а то и больше, формировавшим бюджет.

ДТМ — Государственная табачная монополия — «упорядочила процесс производства», и жизнь стала лучше, жизнь стала веселее, тем паче что за этим присматривали «народные профсоюзы», ласково курируемые сверху, а потому, ясен пень, куда более принципиальные, чем старые, эсдековские и анархистские, которые за ненадобностью разогнали, на всякий случай взяв под гласный надзор активистов.

Появились, конечно, и определенные трудности. Заработки стали меньше, нормы — больше, «буржуазные» санатории и всяческие льготы отменили в рамках борьбы с «рабочей аристократией», но СМИ доходчиво разъясняли, что эти объективные, сугубо временные осложнения спровоцированы американским империализмом, учинившим Cold War, так что надо потерпеть, а после перемоги всё будет куда лучше, чем при царском фашизме. А пока — что ж поделать...

А в начале апреля 1953 года, в связи с прекращением поставок табака во «вражескую» ФРГ, правительство решило уволить часть пловдивских рабочих. Но поскольку далеко не все рабочие были в полной мере сознательны и не все активисты «старых» профсоюзов сидели, пошли разговорчики.

Типа, неплохо бы вернуть старые льготы, профилактории и надбавки за вредность плюс «пятидневку» и право на забастовку. Как в древние времена, при царе Борисе.

Провокация, конечно, чистой воды, но ведь простой народ так наивен! И 20 апреля табачники отправили письмо тов. Червенкову, предупредив, что если власть не изменит планы, они на колени не встанут, а откажутся уходить с работы и будут митинговать. А сказано — сделано. Поздно вечером того же дня в стихийно возникшем штабе избрали забастовочный комитет во главе с недобитым анархистом Кирилом Джавезовым — 20 человек, включая двух «бать»[192], ксендза и очень авторитетного в городе пожилого ветерана-антифашиста Станьо Вутева, «красноватого» анарха и активного участника Сопротивления.

Власти, естественно, обиделись и выпустили на улицы усиленные патрули Народной милиции, взяв под охрану табачный склад «Томасян», где расположился комитет. В ответ на это 3 мая бастующие взяли склад штурмом, прогнали милицию и забаррикадировались, а милиция, в свою очередь, наглухо блокировала склад. И зря, ибо только подогрело.

Наутро по всему городу покатились «бабьи бунты», часть мужчин пошла к эпицентру событий, часть заняла еще несколько складов и заявила о полной поддержке требований и действий комитета. Стрельба в воздух никого не пугала, милиция медленно откатывалась, и в конце концов Станьо Вутев призвал многотысячную толпу идти в центр, к офису ДТМ.

А там уже ждали. Приехало очень много столичного начальства, включая тов. Югова, министра промышленности. Считалось, что его в Пловдиве уважают, и правильно считалось: он сам когда-то был местным табачником, его помнили как хорошего парня, возглавлявшего забастовки при царе, — однако тов. Югов со времен буйной молодости очень изменился, и его выступление, встреченное вначале овацией, завершилось свистом и камнями, один из которых попал.

Далее уже почти не слушали — даже считавшихся популярными деятелей. Очень большая толпа, видя, что ее пытаются баюкать, разогревалась; вместо жестких, но лояльных требований, касающихся качества жизни, начали проклинать «обманщиков-коммунистов» и кричать, что при «народном царе» было лучше. В ответ на такую крамолу милиция стала стрелять в воздух. Но люди не испугались, наоборот, начали наступать. Что делать, никто не знал, и тогда некто Иван Прымов, секретарь горкома, приказал: «Огонь!».

Права такого он, конечно, не имел, но такое право было у министра внутренних дел Георгия Цанкова, который тоже присутствовал, и поскольку тов. Цанков сделал вид, что ничего не видит, милиция, решив, что всё правильно, дала залп по первым рядам. Народ побежал. В основном по домам, но кое-кто — за двустволками. Несколько часов на улицах шла стрельба, завязывались драки, арестованных в участки свозили пачками, но примерно в 16.00 всё успокоилось.

По итогам особой крови не было. Три легкораненых милиционера (дробью только один), девять мертвых бузотеров, включая нескольких «комитетчиков» (Джавезова, Вутева и некую Керу Валеву, то ли забитую, то ли задушенную после ареста). Раненые считались десятками. «Закрыли» сотен пять, включая всех комитетчиков (двоим, правда, удалось уйти за кордон), членов их семей и засветившихся крикунов. Заодно притянули — как «подстрекателей» — пару стареньких, давно отошедших от дел демократов и дали им по 15 лет, разъяснив населению, что оно вообще-то всем довольно, но «буржуазные элементы» науськали.

Правда, по факту расстрела пришлось все-таки возбудить дело: Станьо Вутев числился в списках безупречных борцов с монархо-фашизмом, не попал под чистки, а таких людей убивать безнаказанно запрещалось. Однако дело закрыли, определив, что стрелявшие «действовали в соответствии с законом», со ссылкой на закон, позволявший открывать огонь по нарушителям границы, хотя близ Пловдива никаких границ нет и в помине.

Решительность мэра — на фоне паники столичных — впечатлила тов. Червенкова. Тов. Югову и тов. Цанкову это позже припомнили, зато тов. Прымов взлетел резко. Был идеально лоялен. Имея кличку «Экзекутор» (то есть палач), под суд после «демократизации» не попал, умер дома, при нотариусе и враче. Почему так, Бог весть, но его невестка Меглена Кунева нынче вице-премьер при Бойко Борисове, министр культуры