Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

босоногим мальчишкой, случилось ему увидать красиво одетого барина с тросточкой и плениться его уменьем вертеть ею, и вот впечатление навеки и неизгладимо осталось в душе его, так что теперь, в тридцать лет от роду, припомнилось всё, как было, для полного пленения и прельщения всего острога. Нецветаев был до того углублён в своё занятие, что уж и не смотрел ни на кого и никуда, даже говорил, не подымая глаз, и только и делал, что следил за своей тросточкой и за её кончиком…» Кроме барина, Нецветаев играет в других пьесах роли трактирщика, мельника, но тоже, по сравнению с истинными талантами Баклушиным и Поцейкиным, без всякого блеска.

Нигилистка

<«Борьба нигилизма с честностью (Офицер и нигилистка)»>

Главная героиня. В ремарке дан исчерпывающий портрет: «Нигилистка. 22 года, стрижена. Особа путешествующая. Слушала лекции; делала ответы; видала виды. Хитра и пронырлива. Фанатична. Брюнетка, стройна, недурна очень и знает это. Напоминает осу. Любит горькое. Пропагандирует где попало, даже на лестницах».

Никифоров Степан Никифорович

«Скверный анекдот»

Тайный советник, бывший начальник Ивана Ильича Пралинского и Семёна Ивановича Шипуленко. Именно у него собрались три генерала по случаю новоселья хозяина и его дня рождения, заспорили за шампанским о человеколюбии, либерализме, демократии, новых веяниях в отношениях между начальниками и подчинёнными и т. п., в результате чего генерал Пралинский вскоре оказался на свадьбе мелкого чиновника из своего департамента. Портрет хозяина дома, старого холостяка 65-ти лет дан в «полный рост»: «Два слова о нём: начал он свою карьеру мелким необеспеченным чиновником, спокойно тянул канитель лет сорок пять сряду, очень хорошо знал, до чего дослужится, терпеть не мог хватать с неба звёзды, хотя имел их уже две, и особенно не любил высказывать по какому бы то ни было поводу своё собственное личное мнение. Был он и честен, то есть ему не пришлось сделать чего-нибудь особенно бесчестного; был холост, потому что был эгоист; был очень не глуп, но терпеть не мог выказывать свой ум; особенно не любил неряшества и восторженности, считая её неряшеством нравственным, и под конец жизни совершенно погрузился в какой-то сладкий, ленивый комфорт и систематическое одиночество. Хотя сам он и бывает иногда в гостях у людей получше, но ещё смолоду терпеть не мог гостей у себя, а в последнее время, если не раскладывал гранпасьянс, довольствовался обществом своих столовых часов и по целым вечерам невозмутимо выслушивал, дремля в креслах, их тиканье под стеклянным колпаком на камине. Наружности был он чрезвычайно приличной и выбритой, казался моложе своих лет, хорошо сохранился, обещал прожить ещё долго и держался самого строгого джентльменства. Место у него было довольно комфортное: он где-то заседал и что-то подписывал. Одним словом, его считали превосходнейшим человеком…»

И далее сообщается, что была одна только страсть у генерала Никифорова — иметь свой «барский» дом. Желание, наконец, осуществилось, дом с садом на Петербургской стороне был куплен, по случаю чего впервые он и пригласил двух гостей на свой день рождения, который ранее утаивал от всех. Хозяин-«ретроград» подливал и подливал шампанского в бокал горячащегося Пралинского, который пытался убедить его в необходимости гуманного, человеколюбивого отношения к подчинённым, так что вышел Иван Ильич от него совершенно готовым «на подвиги».

Никодим Фомич

«Преступление и наказание»

Квартальный надзиратель, капитан. Раскольников видит его в момент первого посещения участка, вызванный туда повесткой из-за долгов квартирной хозяйке. Одна из посетительниц участка, Луиза Ивановна, выходя, «в дверях наскочила задом на одного видного офицера, с открытым свежим лицом и с превосходными густейшими белокурыми бакенами». Это и был Никодим Фомич. Он, в отличие от своего подчинённого поручика Пороха, к посетителям конторы (в том числе и Раскольникову) относится добродушно, с отеческой благосклонностью. Недаром в финале Раскольников хотел было идти с «повинной» к Никодиму Фомичу на дом, но в последний момент решил испить горькую чашу до дна и отправился в контору к поручику Пороху.

Прототипом этого героя, возможно, послужил И. Н. Пикар.

Николай (отец Николай)

«Братья Карамазовы»

Игумен (настоятель) мужского монастыря. «Отец игумен, чтобы встретить гостей, выступил вперёд на середину комнаты. Это был высокий, худощавый, но всё ещё сильный старик, черноволосый, с сильною проседью, с длинным постным и важным лицом…» Он выступает в роли примирителя и оплота порядка в монастыре, разделившегося на два лагеря — сторонников старца Зосимы и сторонников отца Ферапонта. Невозмутимое величие игумена особенно проявилось в сцене скандала, который устроил у него на обеде Фёдор Павлович Карамазов.

Николай Семёнович

«Подросток»

Муж Марьи Ивановны, хозяин квартиры в Москве, где жил Аркадий Долгорукий, автор письма-комментария к роману («Запискам» Подростка). Персонаж этот в какой-то мере является alter ego самого Достоевского. Писатель в своих романах пытался объяснять настолько новое и не устоявшееся, что современники порою даже не понимали его, и ему приходилось в «Дневнике писателя» и в письмах растолковывать свои произведения, угаданные и зафиксированные им типы. В данном же случае Достоевский вынужден был в ткань художественного произведения вставить разъяснения и, даже можно сказать, оправдания своего творческого метода в выборе и обработке материала. «Подросток» ещё печатался в «Современнике», а, по отзывам критики и откликам читателей, автору уже было ясно, что его опять не совсем понимают. Продолжая работать над романом, он заносит для памяти в записную книжку: «В финале Подросток: “Я давал читать мои записки одному человеку, и вот что он сказал мне” (и тут привести мнение автора, то есть моё собственное)…»(16, 409) Что это за мнение? От имени своего героя, Николая Семёновича, Достоевский, намекая, в первую очередь, на Л. Н. Толстого, с выстраданной убеждённостью констатирует: «Если бы я был русским романистом и имел талант, то непременно брал бы героев моих из русского родового дворянства, потому что лишь в одном этом типе культурных русских людей возможен хоть вид красивого порядка и красивого впечатления, столь необходимого в романе для изящного воздействия на читателя. <…> Признаюсь, не желал бы я быть романистом героя из случайного семейства!

Работа неблагодарная и без красивых форм. Да и типы эти, во всяком случае — ещё дело текущее, а потому и не могут быть художественно законченными. Возможны важные ошибки, возможны преувеличения, недосмотры. Во всяком случае, предстояло бы слишком много угадывать. Но что делать, однако ж, писателю, не желающему писать лишь в одном историческом роде и одержимому тоской по текущему? Угадывать и… ошибаться…»

И далее Николай Семёнович высказывает подспудную