Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд

Однако он не был потусторонним мистиком; на самом деле он был радикальным джефферсоновцем, который гневался на аристократов и поддерживал равенство везде, где бы он ни был. Он осуждал «джентльменов или дворян», которые стремились «владеть страной и чувствовать и действовать больше, чем их значимость». Такие представители элиты считали простых людей «крестьянами», которых они «ставили на один уровень с животными и относились к ним как к низшей расе существ, которые должны воздавать этим господам некую божественную честь, и кланяться, и кривляться, и скрестись».

РАЗДЕЛИТЕЛЬНЫЕ ЭФФЕКТЫ всей этой фрагментации компенсировались любопытным размыванием теологических различий между конкурирующими деноминациями. «В тот страшный день, когда вселенная, собравшись, предстанет перед Судьёй бывших и мёртвых, вопрос, братья, — провозгласил Джеймс Макгриди, один из лидеров великого возрождения в Кентукки, — будет звучать не так: «Был ли ты пресвитерианином, сепаратистом, ковенантером, баптистом или методистом? Приняли ли вы Христа и Его спасение, изложенное в Евангелии?»» Некоторые крайние евангелисты призывали к созданию простой христианской религии, основанной только на основах Евангелия. Они осуждали всю атрибутику организованного христианства, включая даже существование служения.

Некоторые радикальные евангелисты даже думали, что смогут положить конец тому, что молодой Джозеф Смит, основатель мормонизма, назвал «этой войной слов и буйством мнений» среди сект, обратившись к Библии, и особенно к Новому Завету, как к наименьшему общему знаменателю христианской веры. Писание должно было стать для демократической религии тем же, чем была Конституция для демократической политики — основополагающим документом, который свяжет все конкурирующие американские христианские секты в единое национальное сообщество. Библейский буквализм этих лет стал окончательной уступкой популярной религии Просвещению — признанием того, что религиозные истины теперь нуждаются в документальном подтверждении. В тот демократический век, когда все традиционные авторитеты были под подозрением, некоторые пришли к выводу, что люди обладают только собственным разумом и Писанием — «двумя свидетелями», как сказал дед Джозефа Смита, «которые стоят у Бога всей земли». Такие секты, как шейкеры, а позже мормоны, пришли к убеждению, что им нужны какие-то литературные свидетельства или письменные показания, чтобы убедить скептически настроенный мир в том, что их верования, как стремились показать шейкеры, не «хитроумно придуманные басни», а проявления «духа Вечной Истины».

Весь этот упор на письменные свидетельства и фундаментализм придал Библии особое значение. Поскольку в годы ранней республики печатные издания переживали бум, было неизбежно, что все больше и больше простых людей покупали и читали Библию. До 1782 года не существовало ни одного американского издания всей Библии, но к 1810 году американцы ежегодно выпускали более двадцати изданий Библии. Хотя к началу XIX века Библия, возможно, стала просто книгой среди книг, она по-прежнему оставалась текстом, который чаще всего привозили из-за границы, больше всего печатали в Америке и больше всего читали во всей Америке. У простых людей могло быть очень мало книг, но те, которыми они владели, обычно включали Библию, которую читали и знали, часто наизусть.

Ещё в 1798 году предприимчивый книготорговец и будущий биограф Вашингтона Парсон Мейсон Вимс умолял филадельфийского издателя Мэтью Кэри опубликовать протестантскую версию Библии. Если он этого не сделает, другие печатники опередят его. «Сейчас здесь ни о чём не слышно, кроме как о печати Библии», — говорил Уимс. «Все, кто может поднять шрифт, будут работать над Библией». К 1801 году Кери выпустил протестантскую Библию, и в течение следующих полутора десятилетий он выпускал множество Библий, чтобы удовлетворить разнообразный рынок: одни печатались на разных сортах бумаги, другие были переплетены в разные сорта кожи, третьи набирались шрифтом разного размера, четвёртые снабжались различными картами и гравюрами — и всё это по разным ценам. «Хорошие гравюры — это роскошь, — говорил Уимс, — пир для души. Слава о них распространяется по всему миру, и Библия продаётся с быстротой». Действительно, Библии Кери продавались так хорошо, что он часто с трудом справлялся со спросом. В период с 1801 по 1824 год он выпустил шестьдесят изданий своих Библий и заработал на этом значительные суммы.

Уже в 1807 году Кери стал доминировать в производстве Библий в Америке. Помимо повсеместного снабжения книготорговцев, он поставлял Библии в общеобразовательные и воскресные школы, а в 1808 году организовал Филадельфийское библейское общество, первое из многих подобных библейских обществ, основанных в Соединённых Штатах. Вскоре эти общества начали издавать свои собственные Библии огромными тиражами — сотни тысяч экземпляров в год по значительно сниженным ценам.

Опора на буквализм Библии или на другие литературные свидетельства едва ли остановила путаницу и раздробленность. Церковные издания и сборники свидетельств множились, но не было конечной инстанции, верховного суда христианства, который мог бы разрешить бесконечные споры между сектами по поводу Библии или любого другого свидетельства. И вот раскол продолжался, а многие священнослужители-евангелисты отчаянно пытались собрать все части воедино под каким-то общим христианским рубрикатором.

В некоторых районах церквей как таковых почти не существовало, а традиционное отождествление религии и общества, которое в Америке и так никогда не было очень сильным, теперь окончательно распалось. Церкви больше не прилагали усилий к тому, чтобы олицетворять свои общины, и церковь для многих стала означать не более чем здание, в котором проводились религиозные службы. Конкурирующие деноминации, по сути, отказались от своих традиционных институциональных и церковных обязанностей по организации мира здесь и сейчас по благочестивым принципам; вместо этого они сосредоточились на спасении отдельных душ. Членство в церкви больше не зависело от положения человека в социальной иерархии, а скорее от его евангельского общения. Следовательно, новые евангелические деноминации были менее способны, чем традиционные церкви XVIII века, воспроизводить всю общину и охватывать различные социальные слои в своём членстве. Вместо этого отдельные деноминации стали отождествляться с определёнными социальными классами. В то время как епископалы (так теперь назывались бывшие англикане) и унитарии (либералы, отколовшиеся от более консервативных кальвинистов-конгрегационалистов) стали в основном уделом социальной элиты, быстро растущие баптисты и методисты охватили средние и низшие слои населения.

Несмотря на отделение религии от общества, некоторые американцы считали, что религия — единственная сплочённая сила, способная удержать нацию вместе, — «центральная достопримечательность», — сказал Лайман Бичер в 1815 году, — «которая должна восполнить недостаток политической близости и интереса». Традиционное послание христианской любви и милосердия объединилось с акцентом Просвещения на современной цивилизованности и разумной общительности, чтобы сделать десятилетия после революции великой эпохой доброжелательности и коммунитаризма. Такие разные люди, как Сэмюэл Хопкинс, Томас Кэмпбелл и Томас Джефферсон, говорили людям, что всё, что им нужно делать в этом мире, — это верить в единого Бога