Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд

разговорами и призывами к любому виду эмоциональности. Простым людям нужна была религия, которую они могли бы лично прочувствовать и свободно выразить, и евангелические деноминации предложили им это, обычно с большим энтузиазмом исполняя народную музыку и гимны. Тексты гимнов методистов были очень чувственными, предлагая общинам яркие образы кровавой жертвы Иисуса, чтобы лучше побудить к покаянию и обращению к Христу. Во многих гимнах Иисус представал как воплощение всепоглощающей любви, готовой и желающей принять сердце податливого грешника. Период 1775–1815 годов стал не только золотым веком написания и исполнения гимнов в Америке, но и периодом, когда впервые появилось большинство религиозной народной музыки, госпелов и чёрных спиричуэлс. Один только радикальный баптист Элиас Смит выпустил не менее пятнадцати различных изданий разговорной религиозной музыки в период с 1804 по 1817 год.

Очевидно, что этот религиозный энтузиазм затронул давно существовавшие жилы народной культуры, и многим лидерам евангелистов приходилось бороться за то, чтобы держать под контролем внезапно вырвавшиеся на свободу народные страсти. Епископ Фрэнсис Эсбери неоднократно предупреждал своих странствующих методистских проповедников, чтобы они следили за тем, чтобы видения были «приведены в соответствие со Священным Писанием» и не поддавались «силе звука». В новой свободной среде республиканской Америки некоторые энтузиасты увидели возможность создать давно желанные утопические миры, в которых все социальные различия будут упразднены, питание будет ограничено, а товары, а иногда и женщины, будут общими.

Многие, как и те, кто присоединился к безбрачным шейкерам, основанным английской эмигранткой Энн Ли, боялись, что весь социальный порядок рухнул, и поэтому им пришлось восстанавливать сексуальную и семейную жизнь с нуля. В общинах шейкеров, возникших вначале в Новой Англии и восточной части долины Гудзона, мужчины и женщины жили вместе в «семьях» от тридцати до ста пятидесяти человек под одной крышей, но все их занятия были строго разделены. Они знали, от чего бегут. «Дьявол — реальное существо», — говорила Мать Ли, последователи которой считали её «вторым Христом». Сатана был «таким же реальным, как медведь. Я знаю, потому что видела его и сражалась с ним». Возможно, ничто так не свидетельствует о кризисе социального порядка в ранней Республике, как рост этой удивительной религиозной группы, чьё безбрачие становилось предметом удивления почти для каждого иностранного гостя. К 1809 году шейкеры основали более десятка общин на северо-востоке и среднем западе, а их несколько тысяч членов всерьёз ожидали Второго пришествия Христа, которое, по их мнению, было уже совсем близко.

Это второе великое пробуждение, как и демократические импульсы революции, было движением снизу, питаемым страстями простых людей. Конечно, некоторые представители конгрегационального духовенства в Новой Англии видели в евангелическом христианстве средство, с помощью которого федералисты могли бы лучше контролировать социальные беспорядки, вызванные революцией. Преподобный Тимоти Дуайт даже спонсировал возрождение в Йеле, на которое откликнулась треть студентов. Но эти федералистские священнослужители, как Дуайт и Джедидия Морс, едва ли понимали, а тем более могли управлять народными религиозными волнениями, которые распространялись повсюду. Тем не менее они делали всё возможное, чтобы использовать евангельскую религию для борьбы с тем, что они называли демократической неверностью и безумием, вдохновлённым французами.

Накануне инаугурации Джефферсона в качестве президента Дуайт и Морс основали газету New England Palladium с целью укрепления «правительства, морали, религии и состояния общества в Новой Англии» и одновременного осуждения «якобинизма в любой форме, как принципиальной, так и практической». Ортодоксальное духовенство считало, что имеет полное право вмешиваться в общественную мораль и политику. Как и большинство политических лидеров федералистов, священнослужители полагали, что, поскольку они честны и благочестивы, «мнения, сформированные такими людьми, как правило, правильные». С их врагами-якобинцами дело обстояло иначе, писал Дуайт в одной из своих многочисленных статей для «Палладиума». Республиканцы были «людьми свободной морали, принципов и жизни. Разве они не неверные…? Люди, которые часто посещают общественные места, таверны и углы улиц?» Подобные высказывания показывают, как трудно было лидерам федералистов принять политические, социальные и религиозные изменения, происходившие вокруг них. Вопрос, стоявший перед ними, как они считали, был фундаментальным и не поддавался компромиссу: он стоял между «религией и неверностью, моралью и развратом, законным правительством и полной дезорганизацией».

Несмотря на страх перед неверностью республиканцев Джефферсона, Морс и другие конгрегационалисты Новой Англии вскоре поняли, что самый коварный враг их кальвинизма находится внутри их собственных конгрегационалистских рядов, внутри самого Постоянного ордена. Либеральные конгрегационалисты, которых Морс считал замаскированными неверными, набирали силу в течение предыдущих полувека или более, особенно в Бостоне и восточных городских центрах Массачусетса. Либеральные клирики не только смягчили исповедания и строгости кальвинизма во имя разума, но и стали сомневаться и даже отрицать Божественность Христа. Назначение в 1805 году либерального священника Генри Уэйра на должность профессора богословия Холлиса в Гарвардском колледже поставило точку в этой давно существовавшей протоунитаристской угрозе основному течению кальвинизма. Для ортодоксальных кальвинистов назначение профессора, отрицавшего божественность Иисуса, в единственный колледж штата, готовивший священнослужителей, означало «революцию в настроениях в пользу того, что называют рациональным, в противовес евангелической религии».

Морс и «умеренные кальвинисты», как их называли, были возмущены этим либеральным захватом главного учреждения для обучения конгрегациональных священников. В ответ на это в 1805 году они основали новый журнал «Паноплист» с евангелическим советом, получившим образование в Йеле, который обрушивал одну атаку за другой на «беспринципных и корыстных людей», контролировавших бостонские латифундистские церкви. Разумеется, у зажиточной либеральной элиты был свой журнал, «Ежемесячная антология», утончённое интеллектуальное и литературное издание, которое евангелисты окрестили «отпрыском мирской лёгкости и богатства». Хотя «Ежемесячная антология» была создана примерно в одно и то же время, у неё было мало общего с полемически-евангелическим «Паноплистом», за исключением того, что оба они были продуктом федералистских конгрегациональных священников и оба издавались в Бостоне.

Эта либеральная угроза была настолько тревожной, что основные кальвинисты даже были готовы объединиться с кальвинистами из «Новой Божественности» в 1808 году, чтобы создать альтернативу Гарварду — Андоверскую теологическую семинарию, первую высшую богословскую школу в США. Теология «Нового богословия» была создана Сэмюэлем Хопкинсом, конгрегационным священником из Ньюпорта, Род-Айленд, и часто называлась «хопкинсианством». Опираясь на идеи Джонатана Эдвардса, знаменитого кальвинистского богослова XVIII века, хопкинсианство придерживалось бескомпромиссно жёсткого кальвинизма, в котором грешники не могли сделать абсолютно ничего, чтобы добиться своего спасения. Хотя служители Новой Божественности применяли странные и не поддающиеся логике методы проповеди, они, тем не менее, быстро росли в течение четверти века после революции. К 1800 году они захватили контроль над половиной конгрегациональных кафедр Новой Англии, большинство из которых располагались в сельской местности на западе Массачусетса и севере Коннектикута.

В